94 
Но делать нечего, курить хотелось. Андрей обреченно развернулся к входу и чуть не получил по лбу дверью.
– Ой, извините! – испуганно вскрикнула худенькая девчушка, всерьез напуганная тем, что нечаянно ударила его.
– Ничего, ничего, я жив, – усмехнулся Андрей. – Тот, кто устанавливал здесь такую тяжелую дверь, вряд ли подумал о хрупких девушках вроде вас.
Незнакомка смутилась еще больше. Ее белое личико залила нежная краска. Она потупила глаза, застенчиво улыбнулась и, еще раз извинившись, стала спускаться с крыльца.
«И откуда в этих местах такой нежный цветок?» – недоуменно подумал Андрей, провожая незнакомку взглядом. Девушка как две капли воды была похожа на Нику. Худенькая чуть ли не до прозрачности, немного угловатая, как подросток, из-под беретки выбиваются светло-рыжие волосы. И краснела она так же, как Ника, – мгновенно.
– Ника! – неожиданно вырвалось у него.
Девушка, сделав пару шагов, недоуменно оглянулась:
– Вы мне?
– Простите… Вы напомнили мне одну знакомую.
Он стоял перед девушкой, чувствуя неуместную неловкость. Вглядевшись в личико незнакомки, Андрей понял, что она не школьница, как ему показалось вначале, а вполне взрослая девушка лет двадцати шести – двадцати семи. Его ввело в заблуждение хрупкое телосложение, но взгляд серых глаз принадлежал отнюдь не юной девушке, а молодой женщине, в этом ошибиться было невозможно.
– Сожалею, – улыбнулась она. – Меня зовут не Ника, а Надежда.
– Значит, Надежда. Гм… Очень хорошо. А я – Андрей. И давно вы, Надежда, здесь живете?
– С рождения. А вы?
– Три недели.
Разговор между ними завязался легко и быстро. И вот уже Андрей, забыв о том, что собирался закурить, провожает новую знакомую, а она по дороге рассказывает ему о поселке, о своих родителях, учениках (выяснилось, что Надежда преподает в местной школе русский язык и литературу). Остановившись возле дома Надежды, они все никак не могли распрощаться и расстались лишь после того, как договорились встретиться завтра.
Андрей возвращался к себе окрыленным. Поселок, который он поначалу посчитал серым, скучным, блеклым, вдруг показался ему ярким, будто раскрашенным акварелью и наполненным солнечным светом. Андрей вновь обрел надежду. Или встретил свою Надежду.
* * *
– Гад ты синебрюхий, Васек! Сволочь последняя! Хрен собачий!
Местная бомжиха, известная под именем Зинка Шепелявая, долго пыталась разбудить своего «мужа» и верного собутыльника Васька. Отчаянно матерясь и ругаясь, она пинала развалившегося на дощатом полу строительного вагончика мужика, но тот не подавал признаков жизни.
Накануне Зинка и Васек в компании еще двух бомжей – Федяни и Степашки – праздновали Зинкин день рождения. Пир в строительном вагончике на замороженной стройке развернулся царский: в качестве подарка имениннице гости принесли пол-ящика паленой водки. Откуда им обломился такой бесценный подарок, Федяня и Степашка хитро промолчали. Но ни Зинку, ни Васька подробности не интересовали. Главное, что водки оказалось много. Именинница первая забылась тяжелым пьяным сном, а когда проснулась на следующий день в сером, как сумерки, похмелье, обнаружила в вагончике лишь Васька. Ни Федяни, ни Степашки уже не было. Зинка выматерилась, вылезла из вагончика на улицу – справить малую нужду – и вернулась будить собутыльника.
По опыту она уже знала, что разбудить его можно лишь ощутимым пинком в бок. Но в этот раз Васек не подал признаков жизни даже после того, как Шепелявая, не церемонясь, пнула его в бок с такой силой, что ушибла ногу. Разрядив боль виртуозным ругательством, Зинка наконец-то встревожилась и наклонилась к сожителю.
– Васек, – на этот раз уже ласково позвала она его. – Васек… – И в этот момент осознала, что Васек больше никогда не отзовется. – Сволочь ты… Сволочь… – завыла Зинка, опускаясь на дощатый пол рядом с уснувшим вечным сном собутыльником и размазывая по грязному одутловатому лицу слезы. – Хрен ты собачий, как же я теперь без тебя?
Но горевала она недолго, быстро сообразив, что, если ее застанут рядом с почившим приятелем, от милиции будет не отвязаться. Тяжело поднявшись, бомжиха торопливо принялась собирать в грязную котомку с одной оторванной ручкой все свое богатство: дырявое вонючее одеяло, засаленные карты, чудом уцелевшую после «пира» бутылку водки, спички. Напоследок, прежде чем уйти, она еще раз хозяйским взглядом окинула вагончик, дабы не забыть чего. И всплеснула руками, увидев, что чуть не позабыла главную драгоценность – осколок зеркала, который ей подарил вчера в честь дня рождения Васек. Зинка бросилась к подарку, лежащему на деревянном ящике, и крепко выругалась, увидев, что половина зеркала заляпана воском от расплавленной до застывшей бугристой лужицы свечи.
– От дела-то какие! – сокрушенно бормотала Шепелявая, нестриженным грязным ногтем отколупывая с поверхности зеркала восковые лепешки. Когда большая часть зеркала оказалась очищенной, бомжиха горделиво глянула в него, но вместо своих опухших и мутных глаз неожиданно встретила незнакомый взгляд – острый, хищный, внимательный, даже чуть-чуть насмешливый. От неожиданности и испуга бомжиха едва не выронила зеркало, но тут же с облегчением выматерилась, увидев в нем свои привычные заплывшие глаза неопределенного цвета. Даже фингал, который она заработала, когда Васек на прошлой неделе от большой любви засветил ей в глаз, и тот был на месте, светил-переливался желто-зелеными оттенками.
– От померещица же такое! – с удивлением сказала Зинка. – Никак водярочка шутит!
Она вышла из вагончика и, пошатываясь, побрела со стройки прочь.
Если бы кто в этот момент повнимательнее пригляделся к ней, то подивился бы диковинному явлению: бомжиха отбрасывала необычную тень, напоминающую силуэт сгорбленного бородатого старика. Но никому до Зинки и ее тени не было дела. А сама она назад не оглядывалась.
94 
