– Я не так интересен публике, Анна, как Рауль. Да и пользы для группы принесу куда больше, будучи живым и здоровым, – ухмыльнулся Хосе Мануэль. – Ладно, шутки в сторону: пишу отказ.
– Погоди! – остановил его Рауль. – Думаю, Чави бы такое предложение понравилось.
– И не собираюсь говорить ни ему, ни кому-то еще из вас! – отрезал Хосе Мануэль. – Достаточно нам и твоей травмы перед концертами. Пишу отказ.
С этими словами он быстро набрал ответ и нажал на кнопку отправки.
На станцию Санс, с которой уходил скоростной поезд на Мадрид, мы приехали заранее. Я вышла из такси и поежилась от утреннего холода, скользнувшего за ворот, выстудившего в одно мгновение тонкую курточку и угнездившегося в душе осенней тоской. Ожидая, пока Рауль расплатится с таксистом, я рассматривала пересекающих небольшую площадь пассажиров. Стеклянные двери здания станции то и дело распахивались, выпуская под пронизывающий ветер новые порции торопящихся к автобусным остановкам работников. Лица, похожие на московские задумчивым выражением и сонными взглядами. Ежащиеся на ветру фигуры в не по погоде легких одеждах. Ежедневный алгоритм: электричка, подъем по эскалатору, турникет, стеклянные двери, площадь, автобус. Обыденные мысли, перетекающие вяло, по инерции, и привычная борьба желания спать с утренним нежеланием ехать в знакомый до скрепок на столе офис. Все как и в Москве. В какой-то момент рассеянный поток прохожих вдруг проворно трансформировался в длинную очередь, к которой подъехал белый фургон с эмблемой одного из ежедневных изданий, и одетый в униформу молодой человек принялся раздавать бесплатную газету.
– Анна! – окликнул меня Рауль. Черно-желтое такси отъехало, и его место уже успело занять другое. – Идем?
Я кивнула и перекинула через плечо ремень принятого из его рук чехла, в котором находилась подаренная гитара. Рауль надел рюкзак с личными вещами и не занятой тростью рукой взял меня под локоть.
В воздухе вокзала витал уютный аромат кофе, который просачивался за двери кафе и профессиональным «зазывалой» заманивал на завтрак. В помещении, отделенном от общего зала стеклянными стенами, ровными рядами стояли столики, за которыми неторопливо пили кофе утренние посетители. Кто-то – в ожидании своего поезда или электрички, кто-то – завтракая перед работой. Время позволяло, и мы вошли внутрь. Пока я покупала бутерброды, кофе и чай, Рауль занял свободный столик и в ожидании меня придвинул к себе лежавшую на краешке стола газету.
– Ничего нового, одни и те же новости: кризис, рост безработицы, агитация за независимость Каталонии и вторая половина газеты – о футбольных новостях, – прокомментировал он, когда я подошла к столику. – В кризисе, но зато в футболе – первые. Когда-то папа мечтал о том, чтобы я стал футболистом. Видимо, надо было его слушать.
– Тогда мы с тобой вряд ли бы познакомились, – усмехнулась я. – На футбольные матчи я не хожу.
– Это точно, – согласился Рауль.
Я пила дрянной чай, вкус и запах которого даже отдаленно не напоминал настоящий цейлонский. Зато бутерброд с тунцом, томатом и оливковым маслом просто таял во рту. Разговор как-то не складывался, и мы просто молча переглядывались. Не знаю, о чем думал Рауль: сожалел ли о том, что мы опять расстаемся, или радостно предвкушал новый вихрь интересных событий, который вот-вот должен был поглотить его. Иногда в его взгляде сквозило сожаление, но тут же, будто желая меня подбодрить, он солнечно улыбался и накрывал своей ладонью мою. У меня же на душе скребли кошки, словно в предчувствии чего-то нехорошего, и настроение было унылым, как вылинявшие под октябрьскими дождями дни. А где-то внутри закипало раздражение: на ранний подъем, на сильный ветер, на невкусный чай, на менеджера, который, похоже, стал членом нашей семьи и перекраивает нашу жизнь по своему желанию, на Рауля, у которого на первом месте музыка и все, что с ней связано. Но в первую очередь – на себя: ведь знала, на что иду, и согласилась с этим, но иногда нет-нет да сетовала на то, что мы с мужем проводим куда больше времени в разлуках, чем вместе. Я старалась успокоить себя мыслью: уже завтра к обеду Рауль будет дома, но в противовес этим уговорам думалось о том, что еще одну ночь проведу без него.
– Все нормально? – спросил он, нахмурившись.
– Да, – солгала я.