Особенно,... 
159 
- Я уже заведомо слышу в твоих словах какое-то "но", - недовольно проворчал Раймонд, которому идея слегка подчистить здешние леса явно понравилась.
- Оно есть, - кивнула я, - и очень простое: если здесь произойдёт стычка, информация распространится, и очень быстро. Тогда Лайонел может запросто что-то заподозрить, а в этом случае не видать нам его в замке, как своих ушей.
- Ты права, - вынужденно признал Раймонд, совсем, впрочем, не окрылённый моими выводами. - Ладно, значит, ждём.
Он расположился чуть удобнее, по-прежнему обнимая меня за плечи.
- Выходит, ты всё-таки не пила из этого чёртова козлиного копытца? - спросил он, заглядывая мне в глаза.
- Пила, и ещё как, - возразила я. - Они всё правильно рассчитали. В такую жару трудно не приложиться к фляге.
- Почему же тогда на тебя эта дрянь не подействовала? - нахмурился Раймонд.
- Потому что я агент и регулярно принимаю специальные препараты, чтобы обезопасить себя от любой дряни, - объяснила я. - Так что из травок взять меня можно ну, разве что приворотным.
- Вот как? - с интересом покосился на меня он. - Поделишься при случае своими препаратами?
- Могу, - отозвалась я, - но у них чрезвычайно противный вкус. Не намного лучше этого твоего антиприворотного. По-моему, идея разослать куски Лайонела всем родственникам гораздо приятнее. Это менее энергоёмко и не так противно.
- Я обдумаю. - Раймонд устремил невидящий взгляд в сторону реки, но поверх неё - туда, где за узкой полосой воды снова тянулись к небу деревья. Потом снова посмотрел на меня, и мне во второй раз за сегодня захотелось поскорее отвести от него глаза. Этот взгляд не был таким же, как в прошлый раз, но он заставлял Раймонда выглядеть удивительно уязвимым. Укор смешался в этом взгляде почти что с мольбой.
- Почему ты не подала мне знак, что с тобой всё в порядке? - тихо спросил он.
Этот вопрос был задан так, что я даже почувствовала себя виноватой, хотя прекрасно знала: повести себя иначе было бы самоубийством.
- Интересно, какой такой знак я должна была тебе подать? - огрызнулась я, чуть более агрессивно, чем следовало.
Раймонд тряхнул головой и откинулся назад, используя ивовый ствол в качестве опоры для спины.
- Неважно, забудь, - отмахнулся он. - Знаю, ты не смогла бы этого сделать.
- Действительно не смогла бы, - горячо подхватила я.
Раймонд помолчал, снова устремив взгляд на густеющий за рекой лес.
- Я чуть с ума не сошёл, когда думал, что тебя лишат жизни у меня на глазах, а я даже не смогу пошевелить пальцем, чтобы это предотвратить, - совсем тихо признался он затем.
- Я понимаю.
Я крепко сжала его руку.
- Ничего ты не понимаешь, - со слабым смешком качнул головой Раймонд. - Такое уже было… Может, не слишком похоже, но суть та же.
Он снова замолчал и, кажется, говорить дальше не собирался. А я не знала, задавать ли следующий вопрос. И мучительно металась, где-то глубоко внутри, между желанием знать и бессмысленным, и всё равно заставляющим цепенеть страхом.
- Ты говоришь о Сибилле? - решившись, всё-таки спросила я.
Раймонд искоса на меня взглянул, будто удивлённый тем, что я знаю имя его жены. Потом медленно, словно через силу кивнул.
- Она умерла во время Смуты. Мне приходилось постоянно отлучаться. Это были очень тяжёлые дни, мы всё время несли потери. А эти ублюдки как раз тогда начали пользоваться помощью магов. Когда она заболела, я даже не понял, что это что-то серьёзное. Казалось, обыкновенная простуда, через несколько дней пройдёт… Я оглянуться не успел, а она уже лежала в бреду, почти не приходя в себя. И когда она умирала…я даже не мог быть рядом.
Он сжал руку в кулак и стиснул зубы так, словно страдал от очередного вызванного антордумом приступа. Вздохнув, я отвела взгляд. Конечно, я могла бы сказать, что он делал то, что был должен. Как эрл он отвечал за всех жителей графства и, в некоторой степени, даже за судьбу королевства, а потому с него был особый спрос. Сказать, что он просто-напросто не имел права оставить отряды сопротивления, даже ради больной жены. Но что толку? Он отлично знал всё это и без меня. И именно поэтому поступил тогда так, как поступил. И именно поэтому винил себя до сих пор и, вероятнее всего, будет винить себя всю жизнь.
Теперь мне стало более понятным то болезненное постоянство, с которым он продолжал горевать по давно ушедшей жене. Как сильна ни была бы любовь, девять лет - это очень долгий срок. За это время нельзя - и не нужно - забыть, но можно успокоиться. Любовь добра, она отпустит, позволит жить дальше, поселившись в душе светлым оберегом. А вот вина способна грызть вечно.
159 
