Последние отзывы

  68  

— Секс и работа?

— Да.

Пальяныч задумчиво усмехается, глядя на нее.

— Ты не понимаешь множества вещей. Ты их, возможно, просто не пробовала. Или не видела. Или не оценила. Ты хочешь просто удовольствие — здесь и сейчас. Решать задачки и трахаться. Ты не живая, Хабанера!..

Задачки и любовь. Вышка и мост.

8

В Петербурге стоит немыслимая жара. Солнце заливает все пространство суток, от полуночи до полуночи. По кирпичным стенам Кибербанка гроздьями висят провода. Окна в Кибербанке низкие, выходят на задворки — там заводы, за заводами вода, все это искрит, дымит и испаряется по жаре, как водка. Вся рыжая вода и багровая, и солнце огненное, как колесо, и свет из него хлещет прямо в пыльные окна заводов. И ночью не заходит солнышко, так, загребает чуток за горизонт, и опять пылает. Провода перекручиваются от напряжения. Руль раскален. Клавиши раскалены. Солнце страшно высоко.

Дверь скрипит. Хабанера не оборачивается. Пальяныч стоит посередине комнаты. Это абсолютно точно. Хабанера чувствует его. Как будто кто-то направил ей в спину теплый душ. Ты слишком к нему привыкла, Хабанера. Это выходит за рамки.

Пальяныч, перекосившись, стоит посреди комнаты и скребет вмятину в черепе.

— Я лечу на Мадагаскар, — слышит Хабанера.

— О-о, — говорит Васька Баклан по инерции. — Это, типа, круто!

— Есть желающие лететь со мной?

Три новичка-стажёра пихают друг друга локтями и хихикают. Васька Баклан, всматриваясь в экран, перемещает жвачку из правого защечного мешка в левый защечный мешок. Дужка его очков отливает сиреневым (Хабанера еле-еле, чуть-чуть, немножечко повернулась, но не настолько, чтобы увидеть Пальяныча).

— Хабанера, может ты?

— Еще не хватало, — откликается Хабанера язвительно.

В конце концов, это невозможно. Какого хрена впираться посреди рабочего дня, со своими идиотскими шутками, и называть ее на «ты» при стажерах?

— А может, ты хочешь со мной полететь?

— Хочу, — слышит Хабанера голос Дашки переводчицы.

— Отлично, — хрипит Пальяныч. — Прямо сейчас, ОК? На Мадагаскар?

— Не вопрос, — пищит Дашка переводчица легкомысленно, — встает и удаляется вслед за Пальянычем.

После чего кругом воцаряется глубокая тишина. Всё как-то меркнет. Все думают, что Хабанера, выдержав приличную паузу, что-нибудь сделает. Что-нибудь придумает. Все затаили дыхание.

Но Хабанера ничего такого не делает и не придумывает. Она, кажется, целиком поглощена работой, и все понемногу выдыхают и забывают об этом эпизоде.

9

Гроза ворочается. Ветер свищет. Ветер жаркий прямо в лицо, как волна, и дым горючий, дремучий, наглый. По железной кровле мечутся полуобглоданные существа с металлическими глазами.

Кто там стоит на верху эскалатора и курит? Это Пальяныч стоит там наверху и курит, обнесенный завесой дыма. Он, как всегда, в мятом-перемятом пиджаке, и волосы у него не лежат, а торчат дыбом, и впадина наливается синевой. Но кое-что в нем изменилось.

Майка. Точнее, рисунок на майке. Репродукция Манхэттена.

Теперь там не хватает двух небоскребов. Вместо них на майке у Пальяныча зияет пустота. Небоскребов нет. Не так, как будто их разрушили, а так, как будто и не строили.

Он приникает к Дашке переводчице, грубо раскрывает на ней все одежды трясущимися пальцами, и целует, целует — в ямочку на шее, в грудь, всасывается в губы, как сумасшедший, неверными руками вслепую шарит по ее телу. Он как будто шел весь день по пустыне и спешит напиться.

10

Можно было бы сказать, что наступила ночь.

Но на самом деле никакой ночи нет. Еще не успела лечь спать Европа, а корпоративная Америка волнами поднимается на работу. Звон будильников прокатывается от Восточного до Западного побережья. Когда последние европейцы отворачиваются к стенке и засыпают, рассвет уже золотит вершины гонконгских небоскребов.

Никакой ночи нет.

Хабанера одна во всем здании Кибербанка. Комната расплывается перед ней в потемках. Комната становится маленькой и душной. Не вдохнуть. Все сильнее пахнет мятой, навязчиво пахнет, яркая мятная тьма шелестит, как огромный хищный цветок, там, в окне, — твердый вакуум, бетон, стена.

Она берет ножницы и выковыривает из стены розетку. Выковыряла — выдрала. Сразу целый пучок шкворчащих проводов. Хабанера цепенеет — молнии россыпями, зигзагами электрические разряды. Токи у Хабанеры в голове сворачиваются в ярчайшие мятные и цитронные кривые, в носу запах горелого мяса — это горит у нее внутри, кривые стекают, как разноцветный дождь по стеклу, извиваются, как кислотные черви. Густой дым заполняет комнату; и последнее, что видит Хабанера — как, со скрежетом выдираясь из железных башенных кранов, восходит на небо луна.

  68