Особенно,... 
41 
– Из-за тебя еще большие не заработала, – со странным спокойствием сообщила Наташа. – Я так рассчитывала, что он мне накинет сверх тарифа.
Свиридов тяжело сглотнул, но Михал Иваныч, который пристально следил за зятем, успел перехватить руку Влада, уже отведенную для удара. По крайней мере, так показалось тестю.
– Э-э… спокойно, Володька! А ты, шалава, – повернулся он к Наташе, – пошла отсюда! Опозорила ты меня и всех нас, дура! Ну чего тебе не хватало? В доме все есть, ребенок здоров, квартира отличная, не то что наша халупа в Караганде, муж хороший, работящий.
– Вот то-то, что работящий, – сквозь зубы произнесла она. – Наработал… работничек. Пойдем-ка, Свиридов, в спальню.
– Что, не удовлетворили тебя, что ли? – рявкнул Влад и швырнул заварочный чайник об стенку, отчего большая часть заварки угодила в голову ни в чем не повинного Михал Иваныча.
За холодильником негодующе мяукнул целомудренный кот Тим.
– Да заткнись ты, урод! – вдруг рявкнула Наташа, обращаясь то ли к коту, то ли к мужу. Впрочем, следующая фраза показала, что все-таки к мужу. – Когда я тебе расскажу, что к чему, посмотрим, как ты запоешь, козел! Идем, сказала!
Козел с вокальными данными! Свиридов вдруг вспомнил, в какое агентство устроилась Наташа. Если она сейчас скажет, что сделала это в отместку ему, только недавно хорошо покувыркавшемуся с тамошними платными красотками, он разобьет ей рожу. Плевать, что не по-мужски поднимать на женщину руку. Плевать, что он специально пил чай, а не водку, потому что боялся сорваться. Зато чтобы на чужую жену – его, Влада, жену – поднимался другой орган, не рука – это вполне по-мужски, да?!
– Пойдем, – процедил Свиридов.
Наташа закрыла за собой дверь спальни и, повернувшись к мужу, произнесла:
– Вот что, Владимир. Глазки ты на меня не пучь и губки не поджимай. Может, я и шалава, и стерва, и сука, и все остальное, что ты про себя в мозгу перебираешь… Только не я же убивала Рублева.
Влад вздрогнул, как будто к его телу приложили раскаленное железо. Меньше всего он ожидал услышать от Наташи… это! Все, что угодно, даже романс Михал Иваныча Глинки на стихи Евгения Абрамыча Баратынского или монолог на сакраментальную тему «До чего же довел ты меня, о проклятый!». Или даже истерический смех и анекдот из серии: «Ах ты, проститутка! Мне известно все!» – «Неужели все, дорогой?» – «Все!!!» – «Ну, хорошо. Значит, все. Какова длина Нила?»
Все, но только не это.
– Я же не виновата в том, что от меня потребовали двадцать пять тысяч за то, чтобы материалы на тебя прямым курсом не переправили в прокуратуру, – продолжала Наташа убийственно спокойным голосом. Только на виске ее трепетала голубоватая жилка. – Мне дали месяц и сказали, что ни при каких условиях не следует рассказывать тебе ничего. Но теперь… теперь выхода нет. Ты узнал слишком много, узнай и еще чуть-чуть.
Свиридов схватился рукой за горло, медленно опустился на кровать и тихо спросил:
– Кто этот козел?..
Михаил Иванович сидел на кухне и, горестно вжав массивную голову в плечи, механически скармливал коту ветчину, на которую дома, в Караганде, он не посмел бы и взглянуть из-за цен на этот продукт. Приехал, называется, в гости. Ну и семейка! Зятек все время за пистолет хватается, как в сериале про «Ментов», того и гляди, кого-нибудь пришьет. Бандитический хлопец, хотя и свой мужик. Дочка и вовсе оказалась проституткой. Кот – обжора и наглец. Да и сам он, Михал Иваныч, если судить здраво, – пьяница и раздолбай. Один Димка, внук, еще ничем не запятнал свою репутацию. И то лишь по малолетству.
Семейка!
Из спальни вдруг грохнул взрыв матерных ругательств, послышался глухой хлопок разбитого стекла, и Михал Иваныча как ветром сдернуло со стула. Со скоростью необычной для его габаритов и возраста Буркин домчался до двери спальни, едва разминувшись с испуганно выглянувшей из детской комнаты нянечкой Димы, и, задыхаясь, вломился к Наташе и Свиридову с определенной целью предотвратить членовредительство и смертоубийство.
И увидел совершенно неожиданную для себя картину.
На кровати, задыхаясь от душившего ее истерического хохота, валялась Наташа и царапала ногтями подушку. У стены сидел Свиридов. Да как сидел! Судя по всему, на него упала репродукция картины Шишкина «Утро в сосновом бору», и теперь он на правах одного из обозначенных на картине мишек просовывал свою голову сквозь дыру в полотне и растерянно хлопал ресницами.
41 
