По небу бежали облака, пригревало солнце. Откуда-то снизу доносились голоса, стук подков и монотонный шум воды. Деревья расступились, открывая обзор. Прямо подо мной, метрах в двадцати, проходила широкая пыльная дорога. Она вела к деревянному мосту, горбом поднявшемуся над рекой. И дальше — к городским воротам. По дороге в обе стороны тянулся народ. Пешие, конные, обозы…
Ага! Я узнал местность. Именно по этой дороге я гнал местного князя с его рыцарями из моего леса в Уважек.
Улыбаясь приятным воспоминаниям, я спустился с горы, выбрался на дорогу и смешался с толпой.
Точнее, попытался. На меня покосились раз, другой. Мне стало немного неуютно: на местных жителей я не походил ни внешностью, ни одеждой. Я не знал даже, как зовут здешнего князя. Да что там — у меня и денег не было…
Пропустят ли меня в город — без вещей, без документов, пропахшего гарью, в футболке, джинсах и босиком? А что, если выкинут за ворота, как бродягу? Или вообще арестуют, как шпиона?
У самых ворот Уважека я угодил в толчею, я бы даже сказал — пробку из сердитых людей и нервных лошадей. То ли там активно собирали въездную пошлину, то ли просто сортировали приезжих. Порыскав в толпе, я обнаружил, что к воротам стоят две очереди. Купцы и прочие обладатели гужевого транспорта тащились через один пропускной пункт, пешие голодранцы вроде меня — через другой. Всадники вообще не заморачивались очередями и не глядя ломились сквозь толпу, но замечаний им почему-то никто не делал.
Впрочем, пешая очередь шла довольно быстро. Не успел я собраться с мыслями, как на меня бесцеремонно уставились два то ли стражника, то ли таможенника. Один из них сидел за раскладным столиком, помахивая в воздухе гусиным пером. Перед ним лежал толстенный фолиант в потертом кожаном переплете. Второй, с саблей на боку, расхаживал туда-сюда, на ходу жуя какую-то булку.
— Ты смотри, во что вырядился! — усмехаясь, заявил он, разглядывая мою футболку. — Вот уж верно говорят: что ни город, то норов!
— Тут на днях кондотьер из Лихена проходил, — заметил стражник с пером. — Епанча роскошная, кожаная, с колдовской застежкой — видно, ограбил какого-нибудь мага. Волосья дыбом. А штаны-то — смех один. Пятнистые, будто в грязи извалялся. А наемник еще важничает, говорит — узор такой, для скрытности. Где он собирался скрываться — в сточной канаве, что ли?
Таможенники дружно заржали. Я невольно вскинул голову с надменным видом, но это рассмешило их еще сильнее.
— Как зовут? — рявкнул первый.
Я растерялся и ляпнул, что на ум пришло:
— Э… Васкес.
Едва удержался, чтобы не добавить «Ужасный».
— Откуда?
«Чтоб тебя черти взяли», — тоскливо подумал я и махнул неопределенно рукой:
— Оттуда.
— Из-за гор, что ли? — нахмурился стражник с пером.
— Точно. Из Загорья.
— Ага. То-то я вижу, одет как настоящая деревенщина.
Он склонился над фолиантом и записал в нем мои данные, тщательно выводя каждую буковку.
— Цель прибытия?
— Туризм… В смысле — мир посмотреть, себя показать.
— Бродяга? Нищий? Скоморох?
— Нет, что вы! Я честный… э-э… подмастерье. Этого… золотаря. В смысле, золотых дел мастера.
Теперь стражники нахмурились оба. Я прикусил язык. Неистребимая привычка — нести всякий провокационный вздор, когда допрашивают в таком тоне. Особенно менты или их местные аналоги.
— А лошадь твоя где? — напустился на меня стражник с саблей. — Вещи? Товар?
— Разбойники отобрали, — бойко ответил я.
— Разбойники? — Он недоуменно поднял бровь. — Ты имеешь в виду — отступники?
— Да-да, они самые, — с жаром закивал я. — И лошадь, и вещи. И образцы продукции.
Стражники наконец посмотрели на меня с некоторым сочувствием. Я физически почувствовал — опасный момент позади.
— Не первый раз уже лошадей у путников отбирают, — вполголоса сказал один другому. — Совсем Закон не чтут, нападают прямо на трактах! Даже на большак теперь суются!
«Где ж еще нападать разбойникам?» — удивился я.
— Они бы еще в города полезли!
— И куда Лесные лорды смотрят…
Разговор становился все занятнее.
— Интересно, зачем им лошади? — задумчиво спросил первый стражник, стряхивая с пера остатки чернил.
— Чтоб сожрать, зачем же еще? — удивился второй. — Кого им, по-твоему, жрать в своих лесах — друг друга? Людей там уже почти не осталось… Кто в города с выселок не перебрался — все пропали…