Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
91 
ЦВЕТАСТАЯ КЕРАМИЧЕСКАЯ КРУЖКА
Травяной чай с липовым цветом и душицей
Принцип заварки травяного чая напоминает правило сбора букетов из полевых цветов — руководствоваться вкусом и здравым смыслом, а отдельные элементы не так важны. Здравый смысл — для того, допустим, чтобы не помешивать заварку в котелке багульником или не добавлять растение-аллерген, если у кого-то из компании к нему непереносимость. В остальном же травяной чай должен напоминать палитру художника после продуктивного трудового дня. Иван-чай, мята, лепестки и плоды шиповника, ромашка, смородиновый лист, цветы василька — словом, что угодно. Ну и липовый цвет с душицей, раз уж о них речь зашла.
После того как вы вытряхнули в чайник / котелок ваш гербарий, залейте его кипятком и настаивайте несколько минут. Пить травяной чай хорошо с медом — липовым или акациевым, а то и гречишным, по вкусу.
Печеные яблоки с корицей
Яблоки разрезать пополам, удалить сердцевинку. в образовавшееся углубление капнуть немного меда. Посыпать корицей. Потом половинки можно сложить в целое яблоко и втиснуть в сравнительно тесную форму, а можно просто положить их друг на друга. Сверху хорошо бы капнуть немного растопленного сливочного масла, поставить в духовку, запечь до мягкости, вынуть, слегка присыпать сахарной пудрой.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Жасминовый чай
Чайник обдать кипятком, засыпать чай (не очень много, это тот редкий случай, когда лучше пожадничать) и залить его закипающей (но еще не закипевшей) водой. Чем мягче вода, тем вкуснее будет чай. Знатоки говорят, что через минуту воду надо слить и залить новую. Очень может быть, но я так не делаю (и еще ни один слон не упал со спины мировой черепахи), а просто жду пару минут. Три-четыре заварки — штатный расклад для жасминового чая, только ждать каждый раз придется чуть дольше, так что у вас будет время для неспешной беседы под аромат жасмина. Что, собственно, и требуется.
Ольга Морозова
Поющий тропы
За дверью стоял тролль. Крупный, косая сажень в клыках. Николай тупо уставился на визитера. Тролль глубокомысленно сказал:
— Хум-хум.
Голос у него был низкий и неожиданно приятный.
— А? — растерянно переспросил Николай.
— Давай ты умрешь, — предложил тролль.
— М-м-м… нет, спасибо, — испугался Николай.
— Ладно, — тролль покладисто кивнул, развернулся и пошел вниз по лестнице. На нем была старая шапка с птичьим пером и теплая грязная шуба.
Николай закрыл дверь, повернул оба замка и только теперь поежился.
— Ничего не понимаю.
Чего он в шубе-то? Жара же.
* * *
Николай мечтал, что придет домой и придумает наконец добротную героиню. Хорошую, крепкую, с талией пятьдесят восемь. Назовет ее Викторией Тимофеевой и, когда станет отпиваться от творческого кризиса между девятнадцатой и двадцатой главой, будет смотреть сурово в воображаемые голубые глаза и веско говорить: «Ну что же ты, Виктимочка…» И не будет обращать внимания на вопли завистников о неестественной природе героини. Мол, слишком супергерл. А как? Как вы себе представляете женщину, которая коня на скаку не то что остановит, а еще и накормит, и причешет, и спать уложит? Она и должна быть супер. Блондинка. Сильная. Ясные голубые. Талия. И много-много способностей. «Не выжить иначе бабе в жестоком мире», — сосредоточенно думал Николай, отодвигая чашку с остывающим чаем и аккуратно постукивая по клавишам. «Да и мужику…» Но героиня рождаться не желала. Видимо, и правда — не могла стать реальностью. Жалко.
Николай любил фантастику. Он ее, можно сказать, ел. Почти каждый день. Периодически на обед были классики американской и европейской школы. Николай слегка презирал критиков с их холодным умом, поэтому относился к чтению принципиально бесхитростно: классики — это солидное, идеальное чтение, не сулящее огорчений. Это можно перечитывать. Здесь он ценил умение авторов конструировать взвешенную, проработанную, правдоподобную вторую реальность, а затем неуловимым движением делать эту реальность первой. Когда хотелось легкости, он брался за книги латиноамериканской школы. Жизнь — это сон, сон — это жизнь, а реальность — что реальность? Может, и нет ее никакой. Примерно так формулировалась в сознании Николая эта школа. Ее он любил реже. А вошедший в моду и успевший уже слегка состариться постмодернизм принимал с иронической улыбкой и за редким исключением считал, скорее, литературной игрой, чем собственно литературой. Но иногда хочется и такой еды, еды-забавы.
91 
