Григорий промолчал. Он уже начал понимать, в чем дело.
– Дело решенное! – отрезал Прохор. – Тем более что для побега все давно готово.
– Да с чего ты ему веришь?! – продолжал возмущаться Камор.
– Я ему, конечно, не поверил сразу, – усмехнулся старый вор. – Но про дело это я слышал. Действительно, ломанули они магазин так, что слух по всей России гремел. Вы разве не слыхали?
– Не-а, – удивленно замотал головой Камор.
– Слыхал я, только не думал, что это Лысый. Я ведь его не знал, – включился в игру Крытый. – Круто они тогда сработали и погорели из-за ерунды.
– Так вот, – продолжил Прохор, – я «маляву» его на всякий случай посмотрел. Прикиньте, я, оказывается, был в этом городе и знаю этот старый дом. Я Лысому так и сказал! Он предложил подрывать вместе с ним и обещал поделиться своей долей. Так что скоро отваливаю.
На следующий день Прохор подозвал Крытого и шепнул:
– Пошли со мной. Будь готов ко всему.
– Камор? – спросил у него Григорий, и товарищ угрюмо кивнул.
Камор прокололся на своей жадности. После последнего разговора он попытался отыскать «маляву», но безуспешно. Он не знал, что за ним уже основательно приглядывают, и Лысый «застукал» его, когда тот рылся в его вещах.
Сергей объявил, что откроет его крысятничество. За такое могли и опустить! Камору ничего не оставалось, как идти ва-банк. Он пригрозил Лысому, что всем объявит о его стукачестве. По своему обыкновению выпучив глаза, Камор начал орать о том, что знает, зачем вызывали того к режимнику. На вопрос «откуда?» Камор безмолвно захлопал пастью – он понял, что прокололся! Поскольку они были вдвоем, как думал сам Камор, он схватился за заточку. Но тут появился Прохор и его четыре помощника, включая Григория…
– Где эта падла? – сжав зубы, спросил Крытый.
– В своем углу. Пацаны его держат.
Камор оправдывался и юлил, но это не помогло. В конце концов он все рассказал. Подловили его еще на следствии по предпоследнему делу. Участие в этом деле Камора было мизерным, но в этой истории фигурировала «мокруха». Обстоятельства складывались так, что обвинить в ней могли и Камора. Следователь так прямо и сказал ему об этом. Тот, прекрасно понимая ситуацию, сломался и согласился стучать.
Камора «опустили». Крытый, Лысый и Прохор попали в ШИЗО.
– Понимаешь, – говорил потом Сергей Григорию, – Прохор сразу переговорил со мной, когда пошла такая лажа. Ну, а когда меня «подтянул» зам по режиму, мне стало все ясно. Ведь Камор меня знает еще по последней отсидке. Правда, мы в разных отрядах парились, но кое-что тогда уже про него слышно было.
После этого случая Григорий зауважал нового знакомого.
* * *
Сейчас воспоминание об этом эпизоде лагерной жизни в одно мгновение пролетело перед глазами Крытого.
– Я сам понимаю, что стучит кто-то из своих, – тяжело вздохнув, отозвался он. – Но вот кто?
– Пока я тебе ничего не скажу. Сам знаешь, без аргументов предъявы не кидают. Так что пока в тиши сидим? – улыбнулся Сергей.
– Другого ничего пока не остается, – угрюмо согласился Григорий, и они расстались.
Каждый занялся своими делами.
* * *
Хлюздин проснулся на своей кровати и долго пытался оторвать голову от подушки. Спальня перед глазами плыла. Он попробовал приподняться. Когда это ему удалось, в голову ударила волна похмельной боли. Он тихо застонал и на некоторое время застыл в одном положении.
Последний раз Виктор Семенович так надирался после окончания института, когда они всей группой отправились в ресторан обмывать дипломы. Часа через два стройный коллектив под могучим воздействием алкоголя начал распадаться на отдельные составляющие. Кто-то тихо-мирно отчалил домой, кто-то продолжил «зажигать» в ресторане. Большинство разбились на группы – по трое-четверо – и повалили в разные части города. Виктор с тремя самыми близкими друзьями поехали домой к одному из них. По дороге прихватили знакомых девушек, и гулянка продолжилась с новой силой.
Куролесили они до четырех утра. Виктор Семенович, в то время еще просто Витька, даже не помнил, в какой момент отрубился. Проснулся он в обнимку с незнакомой ему девицей, причем она называла его милым и уверяла, что между трех и четырех утра он ей объяснялся в любви и обещал жениться…
Хлюздин, стараясь двигаться медленно, присел на краю огромной кровати и мутным взглядом обвел спальню.
Виктор Семенович недовольно поморщился. Во рту было сухо, как в Сахаре. Мучительно хотелось пить.