— Звучит поэтично.
— Бросьте. Это всего лишь термины профессиональных дегустаторов.
— Понятно. Но больше не говорите, что равнодушны к еде.
Знаев улыбнулся, сам же ощутил грусть.
— Видите ли, Алиса, чтобы стать к чему-либо равнодушным, надо в этом досконально разобраться. Что касается меня… Неужели вы не видите, что я всего-навсего пытаюсь распушить перед вами хвост? Стараюсь быть интересным?
— Вижу.
— Вам приятно?
— Да. Скажите, а… все, что вы говорили мне днем, — это правда?
— Напомните.
— Насчет того, что всю свою работу я могу делать за два часа.
— Разумеется. Это несложно. Главное — полностью погрузиться. И действовать быстро.
Рыжая подумала и убежденно возразила:
— Нельзя проверить клиентский счет за одну минуту.
— Можно.
Все-таки в этом есть что-то правильное, подумал Знаев. Красивая молодая женщина сидит за ресторанным столом и говорит не о кремах и тряпках, а о клиентских счетах. Серьезно изгибает бровь и сдержанно жестикулирует. Нет, я просто так от нее не отступлюсь.
— Например, — продолжала меж тем красивая молодая, — у нас есть такой клиент — фирма «Альянс», директор некто Солодюк, — они берут наличные почти каждый день, и всегда крупные суммы, и никак не объясняют — зачем…
— Пусть, — ответил банкир, очень небрежно (а внутри напрягся). — Во-первых, с этим «Альянсом» мы разберемся. Во-вторых, предлагаю свернуть разговоры о работе.
Алиса склонила голову набок.
— Странно. Мне казалось, что вы можете думать только о работе. Ведь вы трудоголик.
— Нет, — сразу возразил банкир. — Эта стадия давно пройдена. Трудоголики — больные существа. Они неэффективны. Мы не должны работать много. Мы должны работать столько, сколько нужно. В соответствии с законом Паркинсона, работа занимает все отведенное для нее время. Поэтому я тружусь мало. Зато — очень быстро.
— Все равно, — рыжая, теперь уже не стесняясь, откровенно наблюдала за ним. — Вы фанатик. Можно еще спросить? Кое о чем?
— Конечно.
Знаев улыбнулся и понял, что наконец он ее расшифровал. Она любопытна. Любопытство — непременный спутник жизнелюбия.
— В вашем кабинете нет ни одного стула. И кресел нет, и столов… Только диванчик маленький.
— Я не люблю сидеть. Предпочитаю вертикальное положение. Когда я думаю — я хожу. Лимонов однажды сказал, что знаменитая скульптура Родена «Мыслитель» вводит в заблуждение. Думать — значит двигаться. Мне кажется, неподвижный человек не придумает ничего хорошего.
— Но сейчас вы сидите.
— Терплю, — прямо сказал финансист. — Кроме того, сейчас я не в офисе. Я отдыхаю.
— Я бы, наверное, тоже хотела стать такой энергичной. Как вы.
— Я — энергичный? — Знаев поймал себя на том, что тон его слов становится все более самодовольным, и поморщился. — Это тоже в прошлом, Алиса. В молодости — да, был энергичный. Не спал по трое суток А теперь мне — сорок один. И я просто еду по рельсам, которые сам себе проложил. Двадцать пять лет назад…
— Вы всегда были банкиром?
— Нет. Сначала я был музыкантом.
— Никогда бы не подумала.
— Я играл на гитаре. Много лет. Хотел стать рок-звездой.
Ага, подумал он. Попал. Она почти в восторге.
— Я учился в музыкальной школе. Создал группу. Мы играли хард-рок. Выступали в ресторанах. Но это было давно.
— А потом?
— Потом я занялся бизнесом. И купил себе банк.
Гарсон, подошедший подлить вина, явно слышал окончание фразы, и Знаев опять ощутил стыд. Наверное, со стороны я выгляжу вульгарно, подумал он. Толстосум ужинает потенциальную пассию. Втирает, как достиг высот коммерции.
Официант, впрочем, и бровью не повел; это был хороший официант, внимательный, а главное — быстрый; Знаев всегда здоровался с ним за руку и оставлял большие чаевые.
— А как же музыка? — спросила рыжая. — Гитара?
— Гитара — это очень серьезно, дорогая Алиса. Нужно упражняться. Каждый день. С утра до вечера. Нужно полное самоотречение. Все серьезное требует полного самоотречения. — Банкир вздохнул; он ненавидел разговоры о музыке, как всякие разговоры о всякой несбывшейся мечте. — Я был готов к самоотречению. Это я умел. Это просто. Я не был готов к тому, что бог обделил меня талантом. Из меня никогда не вышло бы Джо Сатриани.
Он протянул к собеседнице раскрытую левую ладонь и поиграл в воздухе пальцами: