Спать дважды в день по три часа — это просто. Работать очень быстро, с максимальной концентрацией — еще проще. Главное, и самое трудное, — уметь не смотреть по сторонам. Там, справа и слева, — медленные. Они жалки. Они скучны, пьяны, неинтересны. Они завистливы и вздорны. Они опасны. Протянешь руку — потащут к себе, затянут в свой слюнявый хаос. Но презирать их бессмысленно. Нужно раздвигать их в стороны. Так раздвигаются волны перед носом корабля.
Корабль не презирает волны. Он плывет.
Или — тонет.
2. Понедельник, 12.30–13.30
Лихорылов ел. Такие люди, подумал банкир, всегда много едят. Обильный завтрак, мощный обед, плотный ужин. В перерывах — чай с плюшками. Они не чревоугодники, они просто так привыкли. Выпала свободная минутка — надо пожрать. Три трапезы в день; каждая — сорок минут; еще час уходит на переваривание съеденного (сытый гомо сапиенс практически не дееспособен); итого пять часов в сутки. Один год из каждых пяти человек занимается только тем, что поглощает и усваивает пищу. И презирает корову за то, что жует всегда, когда бодрствует. А ведь она не мнит себя венцом творения.
На сей раз старый коммунар руки не подал, только кивнул. А взглядом — едва не прожег. По-моему, он меня ненавидит, — подумал Знаев. — А за что? За то, что я молодой, непьющий, богатый и быстрый? Или за то, что это не он мне платит, а я ему? Согласен, неприятно. Во времена Госплана, когда этот грузный зубр набирался сил, никто никому не давал взяток. По крайней мере, в сфере капитального строительства. Старики приказывали, молодежь подчинялась. Полный патернализм. В Китае, например, до сих пор так. Опытные, пожившие люди принимают решения, а сорокалетние ловкачи вроде меня действуют как исполнители.
Извини, старик, мы не в Китае.
Банкир присел. Выпустил из левой ладони эспандер, положил на стол. Лихорылов посмотрел, сощурив глаз.
— Я вижу, ты без этой штуки из дома не выходишь.
— Тренирую мертвую хватку.
Чиновник фыркнул:
— Что ты понимаешь в мертвой хватке?
— Согласен, — спокойно ответил Знаев, — мне до вас далеко.
Старый коммунар сделал вид, что не оценил комплимента. Обтер салфеткой ладони, взял с соседнего стула тонкую, дешевого пластика, папку. Небрежно хлопнул ею об столешницу. Знаев осторожно взял. Раскрыл. Прочитал.
Он имел от природы крепкие нервы. Вдобавок он их берег и закаливал. Приучил себя заранее готовиться к плохому. Если хочешь чего-то, добиваешься годами, и вдруг в последний момент, когда уже дрожат руки и сердце бьется сильно и часто, выясняешь, что получил не совсем то, чего хотел (или совсем не то), — важно не терять выдержки.
Он медленно положил бумагу на стол (проследил, чтоб легло на чистое, свободное от пятен и крошек хлеба) и тщательно выругался.
— Чего? — с вызовом спросил Лихорылов.
— Здесь не указано название магазина.
— И хрен с ним. Земля — твоя. Это — главное.
Знаев указал подбородком на документ и процедил:
— Здесь должно быть написано: «Для строительства универсального магазина «Готовься к войне».
— А как написано?
— А написано: «Для строительства универсального магазина». Точка. Название не указано!
— Чего ты уперся в название? — миролюбиво спросил бывший коммунар. — Начинай строить. Потом повесишь название. Через два года. Когда построишь. Может, к тому времени передумаешь.
Банкир почувствовал злость.
— Я, Алексей Иваныч, название хочу повесить не потом. А завтра же. Щит, пять на одиннадцать. «Здесь будет построен гипермаркет «Готовься к войне». И подсветка. Три прожектора. Чтоб было видно за километр. Он уже готов, этот щит. Я его завтра собирался водрузить. Сегодня получаю постановление — завтра водружаю. Все по закону. Знаете поговорку: «Знание закона освобождает от ответственности»?
Лихорылов перегнулся через стол.
— Сережа, — ласково сказал он, — если ты завтра поставишь этот щит, у меня слетит башка.
— Если я его не поставлю, у меня слетят договоренности с инвесторами.
Коммунар начал багроветь. Агрессивно пошевелил бровями — очень густыми, как у всех администраторов старой формации. Обильная шерсть пониже лба — видовой признак породы руководящих работников.
— Тебе сколько годов? — осведомился он.
— Сорок один.
— Что ж ты в свои сорок лет ведешь себя как мальчик? Оставь в покое свой щит и свое название. Ты хотел магазин — делай. Потом, по-тихому, протащишь название.