44 
– Нормально, здесь грамм триста.
– Но ведь это не все.
– Мне на жизнь хватит. Я отваливаю. А ты, если хочешь, продолжай лизаться с этой сучкой. У нее уже крыша здесь ехала. Чертей гоняет, зараза.
– Неужели ты не хочешь получить остальное?
– Остальное?! – взвился он. – Ты домой к мамочке катаешься, а я здесь сижу с ней. Мне вполне хватит.
– Слушай, давай посидим еще день. Может, она расколется и отдаст все.
Какое это всеобъемлющее слово: «ВСЕ». Оно проникает в подкорку и сидит там. ВСЕ – сорвать банк, обеспечить жизнь, решить проблему существования, разбогатеть, позволить себе отдыхать всю оставшуюся жизнь. ВСЕ!
Он сглотнул слюну.
– Подождем, я согласен, подождем.
– Вот и отлично. А теперь успокойся и сядь. У нас один день всю жизнь кормит.
Инга пришла в себя и застонала.
Дарья подошла к ней.
– Как ты мучаешься, бедняжка. Ничего, потерпи, осталось недолго.
– Ты нашла? – прошептала она, облизывая пересохшие губы.
– Нашла, но там не все.
– Я не знаю, где партия, – Инга заплакала, – не знаю. Неужели вы хотите, чтобы я здесь кончилась?
– Ты слезы не лей, не надо, – подключился Алексей. – Скажи, где наркотики, и будешь жить.
– Я не знаю, – она продолжала реветь, вдруг новая волна судорог прокатилась по телу, глаза полезли из орбит. Инга вскрикнула.
Дарья вышла в кухоньку и вскрыла пачку. Взяла чуть-чуть порошка на конец чайной ложки и снова вошла в комнату.
– Вот это прекращение всех твоих страданий, – наставляющим тоном сообщила она. – Где партия?
– Я скажу, скажу. Пятого декабря приедет покупатель. У него будут деньги… Что здесь облом, он не знает. Он привезет пятьсот тысяч долларов, – она тяжело дышала, глядя широко раскрытыми глазами на Дарью, державшую спасительную ложечку. – Я должна передать ему товар и получить наличность. Все это будет происходить в тысяча двести первом. Мы с мужем жили на это. Перепродажа от Николая москвичам. Коля давал нам жить, потому что не успевал следить за всем.
Алексей развел руки в стороны. Мол, делай что хочешь.
Дарья вынула нож и освободила левую руку Инги. Затем взяла ложечку, оставленную на время на подоконнике, и скомандовала:
– Оскалься. – Та беспрекословно повиновалась. Героин посыпался ей на зубы и оголенные десны. – Втирай и живи… пока.
Если бы Инга в тот момент была в себе, то наверняка ответила бы Дарье что-нибудь резкое, но сейчас она не могла произнести и слова. Ее палец метался во рту, растирая дрянь по пропитанным кровеносными сосудами деснам.
«Тюремщики» смотрели на свою жертву. Привязанная к кровати женщина мечтала только о том, чтобы у нее прекратились боли. Когда она впитала в себя все, что можно, ее мускулы расслабились. На лице стало меньше морщин.
– Дай еще! – неожиданно рявкнула она.
– Я думаю, мы еще не все узнали. Тебе этого хватит на денек, а дальше мы продолжим. – Дарья ушла на кухню.
– Слушай, а ты жестокая баба, Дада, – бросил ей вслед Алексей, не ожидая, какую это вызовет бурю.
Она вернулась и посмотрела своими зелеными кошачьими глазами ему в душу.
– Кто?! Я жестокая?! Ты знаешь, что ее амбалы расстреливали людей в упор, отрезали головы, чтобы найти пропажу? Тебя хотели убить! Если бы не я, ты бы сейчас был в аду! За то, что она украла у своего мужа героин, мы расплачиваемся с тобой сейчас.
– Я не крала, – вставила Инга.
– Заткнись, – отмахнулась Дада. – И после этого я жестокая! Знаешь, дорогой мой друг, раковую опухоль вырезают, и чем более запущена болезнь, тем больше вероятность, что придется резать еще раз, – она подошла к койке и потрепала Ингу по щеке. – Ты не расслабляйся, мы с тобой продолжим.
– Я убью тебя! – пленница дернулась и схватила свою мучительницу свободной рукой за волосы.
Дарья закричала, было очень больно.
Тут же подбежал Алексей и первым делом надавал вдове по морде.
Вырвавшись, Дарья перевела дух и поделилась мыслью о необходимости привязать засранку покрепче.
– Пусть лучше уберется здесь, а то вонища, дышать нечем.
Дарья не возражала, не самой же тереть залитый вином и еще кое-чем похуже пол.
* * *
Когда порядок был наведен, а пленница снова привязана к койке, Дарья оставила дачу и направилась в «Словакию».
Кузиков не горел желанием разговаривать с ней, о чем и сообщил открытым текстом, выделив ей на все про все две минуты.
«Ах ты, зажравшаяся свинья. Без Инги он со мной общаться не хочет».
44 
