– Подсудимый!!! – рявкнул судья. – Немедленно сядьте!
– Не надо торопиться. Сесть я всегда успею, – словами Жоржа Милославского из «Иван Васильевич меняет профессию» саркастично ответил Владимир. – Особенно стараниями многоуважаемого Филиппа Григорьевича.
В зале полыхнуло негодование. Котов приподнялся и гаркнул на весь зал густейшим басом:
– Эй, ты, мудила! Задрай табло, сучара бацильная! И моли бога, падла, чтобы тебе с «пожизняка» откинулось на «вышку», а то, бля, на киче тебе нормальковая зоновская параша «Флер оранжем» и там типа «Шанель номер шесть» покажется, после того как я маляву двину, какой дорогой гость прибыл, бля! Если тебя до тюрьмы довезут, баклана!
– Гражданин Котов, попрошу вас выбирать выражения в зале суда! – повысил голос судья.
Кашалот хотел сказать еще что-то, но сидевшая рядом с ним яркая дама с расстроенным бледным лицом и – тем не менее – аккуратно наложенной дорогой косметикой схватила его за руку (вероятно, упомянутая им Кристинка), а Медведев – за вторую, и почти насильно усадили на место.
Судья дождался относительной тишины и произнес:
– Продолжайте, свидетельница Смоленцева. Расскажите суду подробно, что же произошло вечером двадцать четвертого августа этого года в пляжном домике близ дачного кооператива «Календула».
– Алиса, что ты делаешь? – тихо спросил Владимир, снова привстал со скамьи, а потом вцепился в решетку, которой был отгорожен от зала, и – вероятно, неожиданно для самого себя – тряхнул ее с такой силой, что с потолка сорвался целый пласт штукатурки.
К Свиридову тут же бросились двое охранников в камуфляже и, грубо схватив за руки, попытались было усадить на лавку… Но тут его лицо перекосила гримаса животной злобы, и один охранник, как щенок, полетел в левую сторону, а другой – в правую, попутно пересчитав головой несколько кресел.
– Взять!!! – проревел судья, поднимаясь во весь рост на своем председательском месте.
На Владимира, уже безвольно опустившегося на скамью, кинулось сразу несколько ментов. Они повалили его на пол и, заломив руки за спину, несколько раз отечески напутствовали пинками под ребра и по почкам. Финальным аккордом стал удар дубинкой прямо по голове, отчего глаза подозреваемого в убийстве помутнели и обессмысслились жуткой оглушающей болью.
– Поднимите его! – приказал судья.
Свиридова подняли и, грубо встряхнув, как мешок с отрубями, поставили на ноги. Бледное лицо его было окровавлено, из угла рта вытекала тонкая струйка крови… Он поднял глаза на пепельно-серую, конвульсивно выпрямившуюся свидетельницу – свою собственную жену! – обвиняющую его в убийстве, и медленно, едва слышно выговорил:
– Что же ты делаешь, Алька…
Губы Смоленцевой дрогнули и, громадным усилием воли справившись с собой, она безжизненным, стылым голосом произнесла:
– Ну что ж… так надо.
Губы дрогнули еще раз, и если бы главный судья и все собравшиеся в зале, да и сам подсудимый, поднесли бы в этот момент ухо к этим губам, то они услышали бы слетевшее неслышно, как паутинка, как колыхание умирающего в жарком мареве ветерка:
– Так надо, Влодек…
– Продолжайте, свидетельница Смоленцева.
– Я должна сказать вам, что мне известно имя убийцы. Я могу рассказать, как он убил Елену Котову. Я в самом деле два дня прожила с Владимиром на даче, но я не подозревала, что совсем недалеко от нас, в ста метрах, он поселил еще одну женщину. Она, кстати, пользовалась полной свободой, потому что в тот момент, когда я ее застала, она стояла с пистолетом в руках и стреляла в портрет Свиридова… это вы уже слышали.
– Одну минуту! – перебил ее обвинитель – прокурор Скляров. – То есть вы утверждаете, что Котова была свободна? Это в самом деле так, в этом ваши показания не меняются?
– Нет.
– Чем же теперь вы объясняете ее свободу?
– Я не объясняю ее ничем – я просто рассказываю все, как было. То, как она выстрелила в меня, я уже рассказывала, и все зафиксировано в протоколах. Но перед тем, как я потеряла сознание, я успела увидеть и запомнить убийцу. Это был Свиридов. Он стоял на пороге с пистолетом, и пистолет еще дымился.
Владимир поднял на Алису бледное лицо и хотел было что-то сказать, но Евстафьев жестом велел ему замолчать.
– Все последующее происходило именно так, как я уже рассказывала: Свиридов оставил меня в доме, а сам повез Лену в больницу.
– Ваша честь! – проговорил Евстафьев, обращаясь к судье. – У меня есть несколько вопросов к свидетельнице. Смоленцева, значит, вы утверждаете, что именно мой подзащитный стрелял в Котову?