Лазоревые шуршики

"Хорошо, что Долорес и Кэт так быстро угомонились, — думает Соня Пиреш, сметая крошки со стола. — Можно на веранде посидеть в кои веки…"

Соня моет руки в белом эмалированном тазике, сливая себе из фаянсового кувшина с щербатым носиком, и, не обнаружив на гвоздике полотенца, вытирает руки о безукоризненно чистый льняной передник. Потом снимает передник, кидает его на спинку кресла-качалки и идет к открытой стеклянной двери на веранду, старательно наступая на рассыпанные по полу солнечные пятна.

* * *

— Тьягу! — шепчет Соня. — Тьягу, ты спишь?

Тьягу бормочет что-то неразборчивое и пытается натянуть одеяло на голову.

— Тьягу, проснись, пожалуйста!

Не открывая глаз, Тьягу поворачивается к Соне и сонно тычется губами ей в щеку.

— Тьягу! Ну, Тьягу же! — Соня уворачивается от поцелуя и раздраженно пихает Тьягу в бок. — Проснись, ну!

Все так же не открывая глаз, Тьягу садится в кровати, рукой нащупывает на тумбочке часы и зачем-то подносит их к уху.

— Что с будильником? — хрипло спрашивает он у Сони. — Сломался? Который час?

— Полтретьего, — Соня тоже садится в кровати, вынимает часы у Тьягу из руки и зачем-то сует их под подушку. — Послушай. Мне приснилось…

Тьягу со стоном валится на спину.

— Через четыре часа вставать! Соня, какого черта?!

— Ну, погоди! Ну, послушай! — Соня целует Тьягу в ухо. — Ну, дай я расскажу, я же до утра забуду!

— Соня, спи и дай спать мне! — Тьягу с силой дергает одеяло, заворачивается в него с головой и решительно поворачивается к Соне спиной.

* * *

— Соня, ну что ты дуешься? — Тьягу в одних трусах топчется босиком на кухне и расстроенно заглядывает Соне в лицо. Соня отворачивается. — Ну, Соня, ты же знаешь, что меня нельзя будить среди ночи! Я такого наговорю — сам потом жалею… Ну, пожалуйста, Соня!..

— Я тоже тебе говорила: "ну, пожалуйста, Тьягу!" — непримиримо отвечает Соня.

— Ну, Соня! — Тьягу надевает рубашку и начинает застегивать пуговицы. — Смотри, что я из-за тебя натворил! Оторвал пуговицу!

— И тут я виновата?! — возмущенно спрашивает Соня, намазывая тост маслом.

— Конечно, — убежденно отвечает Тьягу. — Когда ты на меня дуешься, я даже рубашку застегнуть не в состоянии. Прости меня немедленно и расскажи, что тебе приснилось, а то у меня не останется ни одной рубашки с пуговицами!

Соня хихикает и наливает Тьягу кофе.

— Мне приснилось, — говорит она, — будто я живу где-то, где лето. В большом таком доме, деревянном. С верандой и садом. И как будто у меня есть две дочери — Долорес и Кэт. Странные имена, правда? Как в кино…

Тьягу откусил полтоста и жует, поэтому ответить не может, но он энергично кивает — да, мол, ужасно странные имена.

— Мне тоже вчера приснился очень странный сон, — говорит Тьягу, с усилием проглотив свои полтоста. — Как будто Рикарду Нунеш пригласил меня на свою свадьбу. Представляешь?

— Что же тут странного, — опять начиная сердиться, спрашивает Соня.

— Ну как же! — удивляется Тьягу. — Рикарду же уже женат!

* * *

— Что такое "лазули"? — задумчиво спрашивает Соня, откручивая колпачок у флакончика с лаком.

— "Лазули"? Может, "разули"? — Тьягу плюхается на диван и разворачивает газету. — Где ты взяла это слово?

— Кэт попросила…

— Какая Кэт? — удивляется Тьягу, вытряхивая из газеты на пол рекламные вкладыши.

  22