Охранник громко выплюнул сигарету, отошел к заснеженным кустам и вжикнул «молнией». «Пора! – понял священник. – Пока не оглянулся!» Он метнулся ко входу и бесшумной тенью скользнул в приоткрытые двери. Пока все получалось.
Здесь внутри было темно и остро пахло какой-то цветочной эссенцией, явно ритуального характера – назвать это благовониями язык не поворачивался. Священник нащупал вторую дверь, открыл… и мигом оказался в другом мире. Он еще никого не видел – чтобы увидеть зал, следовало подняться по лестнице примерно на десяток ступеней. Но атмосфера происходящего ощущалась даже здесь. Ослепительный свет резал глаза. Резкий цветочный запах стал просто невыносим; воздух в огромном, просторном помещении казался тяжелым, буквально свинцовой плотности… Раздался хлопок, и он понял, что там, еще на льду, не ошибся: это действительно был хлопок нескольких сотен ладоней.
– А теперь… – услышал он многократно усиленный динамиками знакомый голос, – мы зададим себе несколько простых вопросов…
Раздались чьи-то шаги, и отец Василий метнулся вбок по коридору – где-то неподалеку, насколько он помнил, располагалась вторая лестница – на балкон. Точно! Деревянная лестница, новенькая ковровая дорожка и множество крутых ступенек вверх…
– Господь, этот великий творец, не стал бы создавать нас грешными… – прогремели динамики. – Разве это не правда?
– Правда! – ухнули в ответ сотни людей.
«Господи, что это?! – спрашивал священник, взбегая по ступенькам. – К чему он клонит?»
– Значит, нет греха! – прогремели динамики.
– Нет греха! – послушно откликнулись люди.
Отец Василий выскочил на балкон и замер, вцепившись рукой в полированные деревянные перила. Там, внизу, плечом к плечу стояли сотни, а может быть, и тысячи людей! «Спаси и сохрани!» – взмолился священник – ничего подобного он увидеть не ожидал. А за кафедрой, под собственным огромным, квадратов на восемь, портретом, стоял… костолицый.
– Господь сотворил нас по образу и подобию своему, – сказал костолицый. – Разве это не правда?!
– Правда! – ухнула серая человеческая масса внизу.
– Но господь совершенен, а значит, совершенны и мы! Каждый из нас!
– Каждый из нас! – откликнулась человеческая масса.
«Что это?! – ужаснулся отец Василий. – Как они не видят?! Что он с ними делает?! Господи, грех-то какой!» Люди в партере казались ему зомбированными куклами, не понимающими, что они говорят и что делают…
Священник прикрыл глаза рукой от невыносимого света и вгляделся еще внимательнее. Казалось, люди внизу ничуть не страдают ни от кошмарной интенсивности света, ни от тяжелого цветочного смрада – иначе назвать этот дух было невозможно. Их глаза были широко раскрыты и направлены на костолицего проповедника, а на лицах сияли широкие, счастливые улыбки.
Где-то за кулисами мерно, в четверть силы застучали барабаны и запели нежные, тихие скрипки. Народ покачнулся вперед…
– Братья и сестры! – громко возопил со сцены костолицый и воздел свои длинные руки вверх. – Бог никогда не переставал любить вас! Верите ли вы мне, апостолу его?!
– Ве-ерим! – единой волной качнувшись вперед, как одна глотка выдохнула толпа.
– И бог смеется от счастья, видя, как любят его в каждом божественном творении возлюбленные дети его! Верите ли вы мне, апостолу его?!
– Ве-ерим!
Отец Василий вжался в стену. Он видел: все эти люди там, внизу, не в себе! Они подчинялись всему, что несла в себе эта жутковатая, сатанинская «служба»: ускоряющемуся реву барабанов, призывам скрипок, каждому слову и каждому жесту костолицего проповедника. И когда они в очередной раз подчинились призыву костолицего и начали срывать с себя одежды, удивляться было нечему… поздно было удивляться: «этот» владел ими целиком, как своей рукой или ногой.
– Возлюбите господа в ближнем своем! – взревел костолицый, и обнаженные, истекающие слюной, с обезумевшими глазами люди кинулись друг на друга, аки дикие звери.
«Апокалипсис!» – прошептал отец Василий и, не отдавая себе отчет в том, что делает, придвинулся к перилам и воздел руки к небу.
– Стойте! – крикнул он. – Остановитесь, люди! Так нельзя!
Но его словно никто и не слышал. Мужчины совокуплялись с женщинами прямо на полу, среди беспорядочно разбросанной одежды и таких же потных, потерявших разум людей.
– Прекратите! – заорал священник. – Именем господа нашего Иисуса Христа призываю вас!