– Я убил человека, – задыхаясь от волнения, сразу начал с главного костолицый. – Раньше… я думал, что это произошло… случайно… А теперь не знаю. Страшно все это. Даже не знаю, простится ли…
История, рассказанная костолицым, была столь же ужасной, сколь и простой. Молодой, способный лейтенант, только что вышедший из училища КГБ, был отправлен на свое первое задание вместе с группой более опытных офицеров. Дело было серьезным, можно сказать, делом чести: брали человека, причастного к убийству полковника спецслужб. И поначалу все шло как нельзя лучше…
Борис Ефимов нормально отрабатывал свой – самый безопасный – сектор, когда в окне погас свет, а буквально через пару секунд стекло с грохотом вылетело, и из окна выскочил высокий плечистый мужчина. Он огляделся и внезапно бросился на Бориса.
Борис еще долго не мог себе признаться, что просто испугался. Но так оно и было. Лейтенант отдал приказание остановиться и, когда мужчина не подчинился, просто открыл огонь на поражение.
Это не был опасный преступник. Подозреваемый в причастности к убийству человек не пришел в ту ночь домой… Лейтенант Ефимов застрелил его рослого, не по годам развитого пятнадцатилетнего сына. Что заставило парня сломя голову выскочить в окно и помчаться прочь от дома, так и осталось тайной. Может быть, он услышал подозрительные звуки за дверью и решил, что это пришли грабители? Хотя и телефон в доме имелся, да и парень, как выяснилось позже, был не робкого десятка…
Время было перестроечное, и дело о случайной трагической гибели пятнадцатилетнего подростка замяли с огромным трудом. А молодой лейтенант Боря Ефимов прошел через несколько служебных расследований и в конце концов благодаря «свежему дыханию перемен в нашем обществе» остался «на улице» вместе со своим специфическим образованием и колоссальной обидой на несправедливость жизни.
Не сразу, ох, далеко не сразу повзрослевший Борис Николаевич Ефимов сумел набраться мужества и переоценить то, что с ним произошло. Он еще успел поработать и простым охранником в полубандитской фирме, и в частном сыскном агентстве, и даже получил однажды заказ на убийство – хвала господу, хватило ума отказаться… А потом попал к Хозяину. Здесь и остановился.
– Я ведь только теперь понял, что меня к нему притягивало, – с горечью признал костолицый. – Мы оба изгои… Общая судьба. Но тогда я все воспринимал иначе, – он усмехнулся. – Я ведь одно время думал, что мы почти партнеры, раз уж он со мной так возится, что я ему нужен… Вот дурак!
Хозяин обучил костолицего многому: управлять людьми одним правильно выбранным жестом, выстраивать свою речь в строгом соответствии с тем, для кого она предназначена, быстро перестраивать всю работу организма и выдерживать практически любые перегрузки. На такое Борю Ефимова даже в училище не натаскивали… И только одному Бориса никто не мог научить, даже Хозяин: верить в бога и любить людей.
Но теперь его словно пробило! Он рассказывал эпизод за эпизодом своей жизни, и священник видел: этот человек искренне раскаивается в каждом своем грехе, во всем том безумии, что творил, потакая своей неуемной гордыне…
– Я ведь и вправду его ограбил…
– Хозяина? – наклонил голову священник.
– Ну да. Помнишь, как мы в лесу встретились? Я еще наблюдал за ними в бинокль…
Отец Василий кивнул.
– Ну и выследил. Взял все, что там было, все усть-кудеярские денежки, да и припрятал.
Священник сокрушенно покачал головой. Он помнил, сколько горя принесла устькудеярцам эта грандиозная афера, но тут грех громоздился на грех – вор у вора дубинку украл…
– Ты думаешь, чего они за тобой начали охотиться? Только потому что со мной видели? – спросил костолицый. – Да хрен там! И жену твою украли не поэтому…
Священник похолодел.
– Они знали, что денежки у тебя лежат, вот и суетились как ненормальные…
– Как у меня?! – выдохнул священник, чувствуя, как пошел гулять мороз по его коже.
– Конечно, у тебя, – печально подтвердил костолицый. – Я их тебе подсунул – самое надежное место.
Кровь бросилась отцу Василию в лицо. Кулаки начали судорожно сжиматься, а в голове понеслись яростные, кровопускательные мысли… Эта гэбэшная сука смела рисковать его Олюшкой!
– Они и сейчас у тебя лежат… – продолжил костолицый.
Священник привстал и грозно надвинулся на исповедуемого. Что-то пикнуло, и костолицый вздохнул и посмотрел на свои часы.