Последние отзывы

  90  

— А ты хочешь бескорыстно помочь мне, да? — язвительно ответил я.

— Могу, если захочу. Только зачем? Ты и сам прекрасно справишься. И твой учитель это знает.

— Что знает?

— Что превращение не требует вмешательства.

Лорд в Маске огляделся, сошел с тротуара на газон и подошел к обширной луже под раскидистой ивой. В середине лужи еще плавал грязный пласт не растаявшего льда, но вокруг уже мельтешила какая-то ползучая живность. Ветер шевелил висячие ивовые ветви, покрытые стрекозиными крылышками полупрозрачных листьев.

— Им ведь не надо помогать, правда? — сказал мой собеседник. — Им можно только помешать раскрыться.

Внимательно вглядываясь в воду, он продолжал:

— Сейчас весна. Превращения идут постоянно, повсюду… и заметь, никто не пытается им способствовать. Равно как и мешать. И то и другое бесполезно.

Он вдруг наклонился и выловил из лужи что-то коричневое, извивающееся.

— Например, вот…

Он разжал кулак, и я увидел на его ладони крупное насекомое. Меня аж передернуло от отвращения. Я бы такую мерзость в жизни в руки не взял! Что-то вроде водяного таракана: круглая башка, состоящая в основном из челюстей, пучок длинных тонких лапок и длинное, сплющенное членистое туловище с острым раздвоенным хвостом. Тварь яростно дергалась и сучила паучьими лапками, а Лорд в Маске бережно придерживал ее пальцем, чтоб не сбежала.

— Это личинка, — пояснил он в ответ на мой взгляд. — Вот ты думаешь — экая пакость! Да, она отвратительная, но это для того, чтобы выжить. Из ста личинок только две-три доживают до превращения. И это касается не только насекомых. Сам понимаешь, тут не до эстетики. И не до этики тоже. Все личинки — прожорливые хищники. Лопают всех, кого сумеют поймать и запихать в пасть, в том числе и себе подобных. А почему?

— Потому что хотят выжить, разумеется.

— Не только. Главным образом, потому, что для превращения нужно очень много энергии. У них нет другого выхода.

— На что это ты намекаешь?

— Но смотри, — продолжал лорд, не обратив внимания на мой вопрос, — что происходит, когда наступает ее срок!

Он убрал палец, которым прижимал личинку к ладони. Похоже, она выдохлась — перестала кусаться, только слабо шевелила лапами. Потом медленно перевернулась на брюхо, заползла на указательный палец и замерла там. Только задняя часть туловища размеренно двигалась, будто тварь ею дышала, — но с каждым мгновением все медленнее и медленнее. Я заметил, что ее шкурка уже не блестит. С каждым мигом она высыхала, становясь серой, шершавой и тусклой. Туловище замерло, и я понял, что отвратительное насекомое подохло. Но не успел я этому порадоваться, как сухая оболочка начала шевелиться, словно что-то пыталось разломать ее изнутри. Сухая шкурка начала покрываться трещинами, осыпаться. Оболочка дергалась все сильнее, ходила ходуном, а наружу рвалось что-то такое яркое, прозрачно-золотое, что я замер от удивления. И вот еще рывок — и на пальце у лорда в маске сидит стрекоза. Затрепетали золотистые крылья — стрекоза сорвалась, на несколько секунд зависла в воздухе и взлетела в крону ивы.

— Без всяких попыток ускорить, замедлить или изменить процесс, — сказал лорд, — безобразная хищная тварь переродилась в нечто иное, высшее и прекрасное.

Он поднял глаза и поймал мой взгляд, как магнитом.

— Учись у нее. Надо просто раскрыться. Точно так же…

Я еще успел мельком удивиться — как такой неживой, сонный взгляд может быть настолько сильным? — и тут же потерял способность мыслить. А также ощущение места и времени.

Где я, кто я?

Ветви ивы качались вокруг плавно, как водоросли.

Зеленая дымка первой листвы…

Где верх, где низ? А, какая разница!

Я то ли летел среди зеленых ветвей, то ли плыл по зеленым волнам. Все, что таилось глубоко внутри меня, воплощалось, скрытое становилось явью. Таинство, которое нельзя описать — можно только пережить. Наверно, это и есть то, что в психологии называется «полной самореализацией».

Прежняя жизнь казалась сейчас мрачной, чужой, ненавистной. Грязная, мутная тьма… бесконечное сидение в темной, затхлой норе и внезапные броски из засады… Постоянная необходимость прятаться от более сильных хищников — и постоянные же муки голода, жестокие и невыносимые, которые гонят прочь из безопасной норы навстречу почти неизбежной смерти…

А теперь — ветер и свет, сила и скорость! Нет тут никого сильнее меня, и этот зеленый ветер — моя стихия. Зубастые челюсти, могучий чешуйчатый хвост, сильные крылья — сияющая, солнечная, грозная красота.

  90