Наконец движение туловища остановилось. Передо мной снова возникла плоская голова с зубастой пастью мегалодона и мерзкими желтыми глазами — точно такими же, как у меня.
— Лорд, с-смотри, кого я поймал!
Змея со своим раздвоенным языком говорить явно не способна — значит, шипящие слова возникали прямо у меня в мозгу. И до чего же паскудно они звучали! Эти знакомые интонации наглой сволочи, уверенной в своей полной безнаказанности…
— Ну, куколка, — раздался рядом чей-то равнодушный голос. — И что?
Я скосил глаза вбок, но говорившего не увидел.
— Ты глянь, как светится! Ммм, так бы и с-с-съел! Можно?
— Нет. Не видишь, как он светится?
— Что, слишком холодный? — ляпнул я.
— А ты откуда знаешь?! — изумился змей.
Я промолчал, вырываясь из колец. Безуспешно — словно на меня намотали ту самую трубу.
— Отпусти его, — сказал холодный голос.
— Как?! Почему?!
— Элементарно, — к холоду добавилось презрение. — На него явно кто-то вышел до нас. Не будем переходить родичам дорогу.
— Боиш-шься? — обиженно спросил змей.
— Нет, соблюдаю этикет.
— Чего?
Из тумана донесся смешок.
— Ну да, это слово не из твоего лексикона. Да не очень-то он мне и нужен. Этих куколок — пруд пруди…
— Мне нужен! — Из уголков змеиной пасти потянулась резко пахнущая слюна. Меня чуть не стошнило. — Отдай его мне!
— Что будешь с ним делать?
— Как что? С-съем!
«Нет!» — мысленно взмолился я.
Но ответом было только молчание, которое змеи немедленно истолковал как знак согласия. Морда приблизилась к моему лицу вплотную. Змей прикрыл глаза от удовольствия и ощупал мою голову своим скользким раздвоенным языком.
— Ты мой с-с-сладкий!
Что бы сделал нормальный человек? Впал в ступор… Отключился… В крайнем случае заорал.
Я же откинул голову назад и изо всех сил треснул его лбом в нос.
Кажется, это была плохая идея. Раздалось неописуемо злобное шипение. Кольца стиснули меня, как пресс. Пасть распахнулась почти вертикально. Змей выдавливал меня из кожи, как пасту из тюбика!
В глазах потемнело от боли. Я заорал и не услышал своего крика.
Это не по-настоящему! Нет! Я сейчас проснусь!
Говорят, вся жизнь пролетает перед глазами перед смертью.
Но у меня мелькнула только Васькина мордашка.
Похоже, больше ничего, достойного предсмертного воспоминания, я после себя оставить не успел.
После этого я отрубился, не чувствуя ничего, кроме огромного разочарования.
Сколько я был без сознания — понятия не имею. Но, разлепив веки, увидел нечто странное и нелепое: какой-то человек стоял рядом со мной и пинал змея ботинком в бок. Я хотел расхохотаться при виде этого бессмысленного действия, но горло перехватило от боли; заодно и очнулся по-настоящему. Тогда и понял свою ошибку — никакого змея рядом не было. Я валялся на льду в глухом переулке, а какой-то прохожий задумчиво пинал меня в бок носком ботинка на толстом протекторе.
Вокруг все было по-прежнему мутным и зеленоватым. Но в то же время я видел тротуар, окна хрущевок, помойные бачки поблизости… В каком же я мире, чтоб они оба провалились? Не в двух ведь одновременно? И из какого мира доносится этот холодный голос?
— Эй, приятель. Ты живой?
Я скрючился в позе зародыша и застонал. Каждый вдох причинял жгучую боль; казалось, по мне только что проехал каток.
— Да ладно тебе, — сказал прохожий. Видя, что я очнулся, он перестал тыкать меня в бок ботинком и теперь просто рассматривал. — Не кривляйся. Тебя ж никто не тронул.
— Это называется не тронул? — возмутился я. — А удав?
— Удав, слышали? Ха-ха-ха! Во допился!
— Да что ты с ним разговариваешь? Грузим его!
— Что ты сказал? — изумленно переспросил я.
— Я? — Прохожий пожал плечами. — Ничего.
Позади него двигались тени. Кажется, там стояла машина. Я не мог разглядеть ее — все расплывалось. Я перевернулся на спину и уставился на собеседника. — Он ответил мне взглядом и улыбнулся. Я понимал, почему он улыбается, — его позабавила моя ассоциация, та, с Маугли. Я читал его мысли, а он читал мои. Мы стояли друг перед другом, как две раскрытые книги. Странно, но в этот момент мне это казалось совершенно нормальным. Я даже не удивился своей внезапной телепатии.
Он протянул мне руку, помогая подняться. Правда, мне удалось только сесть, а потом приступ головокружения опять повалил меня на снег. Зато я наконец смог немного разглядеть собеседника. На первый взгляд — мужик мужиком. Одежда обычная: черная кожаная куртка, длинные темные волосы торчат из-под вязаной шапки… полгорода так ходит. Но лицо у него оказалось странное — неподвижное, белое, узкое, похожее на маску. Мне показалось, это и есть маска. С этой маски смотрели светлые ледяные глаза. Я не видел в них ни малейшего сочувствия к моему печальному положению. Только любопытство. Кажется, с тем же любопытством он досмотрел бы, как змей выдавливает меня себе в пасть. А то, что решил вмешаться, вызвано чем угодно, но не жалостью… И когда начинаешь думать, чем это можно быть вызвано, почему-то становится жутко.