Несколько секунд Буратино неподвижно стоит перед открытой дверью, пока его огромная тень бьется в истерике на противоположной стене чулана. За дверью — кирпичная кладка, ровная, относительно свежая. Потом зажигалка выплевывает последний протуберанец сине-желтого пламени и гаснет.
Потом он долго сидит на ступеньках грязной лестницы. Чуть больше усталости, чуть меньше целеустремленности. Потухшая сигарета чуть подрагивает в углу деревянного рта. Он несколько раз щелкает зажигалкой, пытаясь выжать из нее еще немного огня. Бесполезно.
Вечером того же дня он сидит в открытом кафе напротив кукольного театра, ожидая окончания спектакля. Перед ним чашка кофе, пачка Лаки Страйк, новая зажигалка. Довольно жарко, но он нечувствителен к жаре. Затяжка за затяжкой, глоток за глотком, ровное небо над Нью-Дели как отражение пустоты в его голове. Телефонный звонок выдергивает его из болота нирваны.
Он вслушивается в незнакомый голос в трубке, пытаясь определить акцент собеседника, односложно выражает согласие. Достает ручку, вытягивает из вазочки на столе салфетку, записывает на ней новый адрес, придерживая плечом трубку. Закончив разговор, он некоторое время изучает салфетку, потом набирает номер агентства и заказывает билет на ночной рейс до Каира.
Чуть больше целеустремленности, чуть меньше усталости, он закуривает следующую сигарету, просит еще кофе. Первые звезды проступают в небе Нью-Дели, заканчивается спектакль в кукольном театре напротив, зрители спускаются по каменным ступеням, толкутся у входа, сбиваются в группы и исчезают в сумерках. Потом в дверях появляются Мальвина, Пьеро и Арлекин, и он встает, машет руками, свистит.
Они сидят за пластмассовым столом, пьют вино, разговаривают, перебивая друг друга, смеются, делятся новостями. Редко ты заезжаешь, раз в двадцать лет, тебе должно быть стыдно! Он искренне обещает бывать чаще. У Пьеро с Мальвиной двое детей, скоро заканчивают школу. Арлекин, не смотря на возраст, такой же забияка, так же гоняется за юбками. Неделю назад спьяну подрался с тремя полицейскими, было весело, Пьеро пришлось внести залог. А ты как, все ищешь свою дверь? Буратино пожимает плечами, кивает деревянной головой. Неловкая пауза висит несколько секунд, но потом: "А помнишь?.. А помнишь?.." — и Мальвина снова смеется, закидывая голову, и Пьеро иронично рассуждает о реальности театрального действа, и Арлекин, раскачиваясь на стуле, требует еще вина.
Утром следующего дня Буратино пьет свой утренний кофе в маленькой пиццерии в Каире. Он не выспался, поэтому после завтрака его слегка клонит в сон. У него легкое похмелье. Он рассматривает предметы, лежащие на столе. Паспорт, кредитка, ключ, телефон, обрывок салфетки, пачка Мальборо Лайтс, и маленькая полароидная фотография. Его взгляд цепляется за фотографию. Выхваченные вспышкой из темноты, на него смотрят Пьеро, Мальвина и Арлекин.
Потом телефон звонит. Он несколько секунд сосредоточенно слушает, отвечает, соглашается, отказывается, снова соглашается, достает ручку. Обшаривает взглядом стол, потом переворачивает фотографию и быстро пишет что-то на обороте. Потом кладет трубку и жестом спрашивает счет.
* * *
Вот примерно об этом и хочется написать рассказ.
Эли Курант
Фауст — холостой патрон
Мефистофель зевнул, с полным равнодушием глянул в окно, обернулся и посмотрел хозяину в глаза.
— Какой ты, к лешему, доктор? Пентаграммы до сих пор шестиугольными рисуешь. Буду звать тебя просто Ф., пять букв — слишком длинно для нас, исчадий ада. Мы и читать-то не умеем.
Сокращённый до одной буквы седобородый старец, любимец трёх университетов и член семи академий, поджал губы.
— Позвольте, откуда вы в таком случае знаете, что в моём имени именно пять букв? — вопросил он, особо нажимая на «вы» и "знаете".
Тю! — обиделся Мефистофель (будем называть его просто М.). — Ты кровью расписывался? Расписывался. Думаешь, если нечистая сила, так уже и буковки сосчитать слабо? Да я, знаешь ли, брат, и не такое могу!
Он вдруг прыгнул куда-то вбок и плюхнулся на низенькую кушетку вполне венецийского штиля.
— Всё могу! Хочешь, бабу тебе приведу? Настоящую! С сиськами.
Настоящая баба с сиськами явно не произвела на собеседника должного впечатления, но М. не унимался.
— Хочешь, целый корабль макак пригоню? И чтоб все по-французски балакали? А потом возьму и утоплю всех скопом, вот прикол! Хочешь?