Особенно,... 
73 
Он хмыкнул и опять спросил:
– Но ведь вы каким-то боком причастны к ворованной информации, не так ли?
– Причастен, – признался я. – Но предметом торговли она для меня не является. Для меня это скорее спасательный круг.
– Собираетесь плавать в ванне? – ехидно спросил Кирилл Андреевич.
Я рассмеялся и ответил ему в тон:
– Предпочитаю боксировать.
– Я в этом уже убедился, – кивнул редактор. – А между прочим, почему вы набросились на этого человека? Он же мог оказаться посторонним… У вас были бы неприятности.
– Посторонние не ходят за мной по пятам, – объяснил я. – Все-таки я не кинозвезда.
– Так он следил за вами?! – Кирилл Андреевич с досады стукнул кулаком по рулю. – А я-то, идиот, решил, что за мной!
– Какая разница, – примирительно заметил я. – Все равно я не дал бы вам уйти спокойно… Мы уже заехали к черту на кулички! Не доезжая проспекта Мира, остановите – я сяду на метро.
Кирилл Андреевич кивнул и затормозил метрах в тридцати от перекрестка. Я вышел из машины.
– Очень прошу, – искательно крикнул, высовываясь в окно, редактор, – постарайтесь не упоминать моего имени!
– Не беспокойтесь за это, – ответил я небрежно. – Я умею врать не моргнув глазом!
Сквозь полузадернутую штору в спальню вползал серый рассвет. Темин рывком поднялся с постели, на которой сладко посапывала Мария. Ее обнаженное тело было прикрыто простыней, соломенные волосы разметались по лицу. Темин разглядывал ее со смешанным чувством жалости и страха.
Вчера по поводу своего счастливого освобождения из подвала Мария закатила такую истерику, что, кажется, стены дрожали от ее крика. Она обвиняла Темина в предательстве и трусости и в пылу гнева заявила, что не желает знать ни его, ни всю его банду и немедленно уходит куда глаза глядят. Он был вынужден надавать ей пощечин, чтобы привести в чувство. Конечно, свою роль в этом срыве сыграла абстиненция, но Темин в душе понимал, что упреки в его адрес отчасти справедливы. Мария ведь не могла знать, что в крайнем случае Темин собирался пойти наперекор хозяину.
Однако ее истерика только осложняла положение. Пока она рвала и метала, Гриф, игравший в карты с мордастым Чефиром, посматривал на Темина злорадным и наглым взглядом, мотая все на ус. Да и Чефир, безмозглая туша с поросячьими глазками, тоже наверняка расскажет об этом безобразии хозяину. Может быть, уже рассказал – вечером Корнеев забрал его к себе.
Одним словом, Темин опять оказывался в невыгодном свете, и Мария была тому причиной. Впрочем, получив пару оплеух, проплакавшись и приняв долгожданную дозу, Мария пришла в себя и долго просила у Темина прощения. Она была необычно покорной и тихой, и он не мог на нее долго злиться. Ночь у них была бурной и страстной. Темин впервые за несколько дней почувствовал себя почти счастливым.
Его, однако, волновало то обстоятельство, что не дал о себе знать Тарасыч. Темин все-таки рассчитывал, что тот будет поддерживать связь. Но ни вечером, ни ночью Тарасыч не позвонил. Ничего особенного в этом, конечно, не было, но у Темина почему-то стало неспокойно на душе.
Он бросил взгляд на будильник. Стрелки показывали половину седьмого. Тарасыч будет пасти врача еще полтора часа, да еще час добираться. Темин оделся и вышел из спальни. Из соседней комнаты в трусах и майке вышел, потягиваясь, Гриф и, иронически покосившись на Темина, зевнул во весь рот. На его смуглой волосатой груди болталась золотая цепочка с крестиком.
«Тоже верующий! Сволочь!» – подумал Темин. Ненависть к этому наглецу захлестывала его, он уже с трудом контролировал себя. Достаточно было небольшой вспышки, чтобы эта ярость вырвалась наружу.
Гриф, почесывая грудь, начал спускаться вниз по лестнице. Темин прошел в ванную и долго умывался холодной водой, пытаясь утихомирить и остудить свои чувства. Наконец, приведя себя в порядок, он тоже сошел вниз.
Кулак, проведший ночь на диване, поспешно вскочил, пожирая Темина виноватыми глазами. Заключение в подвале, угроза расправы и неожиданное прощение подействовали на него совсем не так, как на Марию. Он сделался послушен, почти подобострастен, прекратил отпускать шуточки и, кажется, действительно был благодарен за то, что ему сохранили жизнь.
– Как женщина? – спросил его Темин, ловя себя на мысли, что жалкий Кулак кажется ему еще более неприятным, чем Кулак самоуверенный.
– Все так же, шеф, – виновато ответил тот. – Похудела она сильно. Как хотите, а ее в больницу надо. Крякнет она у нас.
73 
