105 
— Зачем ты это сделала? — тихо спросил он. Думаю, таким разъярённым мне его не приходилось видеть.
— Ты прекрасно знаешь зачем, — холодно ответила я. — И не считай меня глупей, чем я есть.
— О чем ты, не понимаю.
— Можешь не понимать, дело твоё.
Я сидела, съёжившись в кресле, с ножом в руке. Больше всего на свете сейчас Дьяволу хотелось узнать от меня правду. Будь у него пистолет, он, не задумываясь, пустил бы его в ход. Нож в моей руке отбивал охоту к более близкому контакту со мной. Не сказав больше ни слова, он ушёл, оставив чемодан на полу. Я слезла с кресла и заперла входную дверь, накинув ещё цепочку.
В восемь опять зазвонил телефон. Поскольку ещё не изобрели способа убивать людей по телефону, я после некоторого колебания подняла трубку.
— Двадцать четыре восемнадцать, — сказал полковник раздражённым тоном. — Скажите на милость, что это вы вытворяете?
— Вы меня очень хорошо охраняете, большое спасибо, — язвительно поблагодарила я. — Нормальный человек на моем месте уже давно отдал бы концы. Больше я на такую удочку не попадусь.
— Я не понимаю, о чем вы говорите. И вообще, возьмите себя в руки, постарайтесь избавиться от этой мании преследования. Приезжайте ко мне, вас ожидает сотрудник Интерпола.
— Кто, этот лысый боров?
Полковник вроде бы заколебался:
— Ну, если вам угодно именно так его называть… Мы вас ждём уже целый час! Вы должны были приехать к семи.
— А в Пальмирах вы тоже меня ждали? — зловещим тоном произнесла я.
— В каких Пальмирах?
— На кладбище. Ничего не скажешь, место самое подходящее. Какого черта вы велели мне ехать в Пальмиры? Так вот, слушайте. Сейчас уже вечер, я подожду до утра. А утром устрою скандал на весь город, уж будьте уверены. Всем расскажу — и вашему начальству, я вашим сотрудникам. Я поставлю в известность контрразведку! И пожарную команду! И в газеты позвоню! Втихую мне теперь шею не свернут, если и погибну, так с музыкой! Пусть все об этом узнают.
Полковник очень рассердился:
— Да что вы такое говорите? Кто свернёт вам шею? Что случилось в Пальмирах?
— Уж вы-то должны быть в курсе.
— Ну хорошо, хорошо. Я в курсе, но хочу ещё раз услышать от вас. Допустим, мне доставляет удовольствие слушать рассказы о том, что я сделал. Итак, что же случилось?
— Да ничего особенного. Позвонила ваша секретарша. Сказала, что соединяет с вами. И соединила. Вы велели мне через час быть в Пальмирах, потому что кончаете операцию и мне надо кого-то опознать.
— И я назвал пароль?
— Нет, я теперь я понимаю почему. Сейчас вы намерены утверждать, что не вы звонили.
— Намерен, честное слово намерен, — подтвердил полковник. — Подождите минуточку, я вам сейчас перезвоню.
Минуточка растянулась на полчаса. Потом полковник снова позвонил, и мне показалось, что он очень рассержен.
— Хотелось бы знать, что вы успели сделать за то короткое время, которое прошло между вашим визитом ко мне и утром сегодняшнего дня? — спросил он. — Вам действительно звонили, действительно вызывали в Пальмиры. Как вам удалось выйти из этого живой и невредимой?
— Только потому, что бензина не хватило. И ещё потому, что я излишне нюхливая. Вот если бы они догадались применить другую гадость, а не ту, которой усыпили меня в Копенгагене… Помереть же я должна была потому, что вы поверили в Родопы.
— Боже мой, какие ещё Родопы?!
В раздражённом тоне полковника слышалось столько искреннего недоумения, что я окончательно отбросила недавние подозрения. В самом деле, с этими своими подозрениями я могу докатиться до того, что буду считать полковника членом банды, всю нашу милицию подкупленной, а Главное управление — штаб-квартирой гангстеров по эту сторону границы. Разумнее признать, что полковника просто-напросто обманывали.
Я рассказала о вчерашнем разговоре и событиях, имевших место сегодня утром. После чего дала понять, что роль приманки мне не нравится. В заключение я сказала:
— Хоть это и трудно, но я в конце концов могу поверить, что вы не заинтересованы в моей смерти. Но тогда вам прядётся признать, что вас обманывают. Лысый боров тоже лицо подставное, это я вам говорю. И я отказываюсь покидать свою квартиру. Делайте, что хотите.
Полковник не стал настаивать и согласился, чтобы я осталась в добровольном заключении. Поздно вечером позвонила Алиция. У меня создалось впечатление, что и её втянули в кампанию против меня, но это меня не очень огорчило. Я была уверена, что она очень скоро разберётся во всем. Уж я-то Алицию хорошо знала: она никому не поверит, пока сама сто раз не проверит.
105 
