ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Слепая страсть

Лёгкий, бездумный, без интриг, довольно предсказуемый. Стать не интересно. -5 >>>>>

Жажда золота

Очень понравился роман!!!! Никаких тупых героинь и самодовольных, напыщенных героев! Реально,... >>>>>

Невеста по завещанию

Бред сивой кобылы. Я поначалу не поняла, что за храмы, жрецы, странные пояснения про одежду, намеки на средневековье... >>>>>

Лик огня

Бредовый бред. С каждым разом серия всё тухлее. -5 >>>>>

Угрозы любви

Ггероиня настолько тупая, иногда даже складывается впечатление, что она просто умственно отсталая Особенно,... >>>>>




  56  

— Библии? — оторопел старейшина. — Зачем нам Библии? У нас Коран есть.

Амир ухватил его за руку:

— Подождите, уважаемый. Позвольте, я его расспрошу.

Он повернулся к командиру:

— Сколько просите?

— Четверть луидора за том.

Это было неслыханно дешево. В Арагоне за хорошую Библию можно было просить вчетверо.

— Могу я посмотреть?

Командир кивнул, подозвал помощника, а когда тот вытащил из сумки большой обтянутый сафьяном том, протянул его Амиру.

— Ого! — поразился весу книги Амир и быстро ее пролистал.

Отпечатанная в Амстердаме Библия была исполнена на плотной белой бумаге, полна превосходных иллюстраций, а главное, была переведена на арагонский. Такое встречалось нечасто. Папа, расставляя на ключевых духовных должностях исключительно своих, издавал Библии только на понятной каждому итальянцу латыни.

— За восьмую часть луидора отдадите? — набрался отваги Амир.

Командир захохотал:

— А ты, парень, не промах! Бог с тобой, бери.

Старейшина заволновался:

— Ты что делаешь?! Зачем нам гяурская книга?

Амир наклонился к его уху, назвал арагонскую цену, и старейшина поперхнулся и тут же судорожно закивал:

— Мы берем. Все, что у вас есть.


Комиссар Трибунала брат Агостино назначил аутодафе Олафа на субботу. Чтобы не брать смертный грех на душу, заплатил специально приглашенному палачу, оповестил весь город, а когда мастера собрались на центральной площади, распорядился вывести подсудимого. Олафа вывели, и ремесленники ахнули. Некогда сильный, здоровый мужчина за несколько месяцев заключения в тюрьме Трибунала превратился в старика.

— Вы не имеете права! — выкрикнул стоящий в первых рядах председатель городского суда. — Это нарушение наших конституций!

Агостино окинул молчащую толпу внимательным взглядом и едва сдержался от улыбки: старого сарацина не рискнул поддержать никто.

— Секретарь, зачтите заключение квалификаторов, — распорядился он.

В отсутствие признания это и было самым главным. Агостино собрал все сомнительные высказывания Олафа Гугенота за всю его жизнь в этом городе. И поскольку свидетели одно и то же событие описывали по-разному, каждое отдельное свидетельство о грехе можно было считать самостоятельным.

Богословы-квалификаторы прекрасно понимали некорректность процедуры, и тем не менее за одно в действительности сказанное слово можно было получить два десятка обвинений — одно другого тяжелее, а подсудимый начинал выглядеть полным чудовищем. А Олафа и так было в чем обвинить.

Сначала ему напомнили грех оскорбления падре Ансельмо, затем перечислили две сотни сказанных в разных обстоятельствах и разным людям богохульных выражений и в конце концов перешли к основному — клепсидре.

— Вот заключение квалифицированных экспертов, — продемонстрировал секретарь стопку исписанных листков, — и все они утверждают, что заставить такую машину вращаться без помощи нечистой силы нереально.

— А эти ваши эксперты хоть одни куранты в своей жизни построили?! — выкрикнул кто-то.

Томазо подал секретарю знак приостановиться и снова оглядел толпу. Мастера не просто молчали; они молчали как мертвые.

— Продолжайте, — кивнул Агостино секретарю.

Тот послушно перечислил все использованные при дознании методы, отметил тот важный факт, что подсудимый не раскаялся и не пожелал примирения с Церковью, и зачитал предполагаемый приговор.

— Сжечь огнем. Заживо.

Стало так тихо, что Агостино услышал, как на крыше магистрата ссорятся воробьи.

— Олаф, — повернулся он к подсудимому, — если вы примиритесь с Церковью Христовой, вас, прежде чем поставить на костер, удавят. Это — огромная милость. Вы это понимаете?

Олаф молчал.

— Он понимает, — поспешил ответить за подсудимого секретарь, но наткнулся на тяжелый взгляд Комиссара и прикусил язык.

— Вы желаете примириться с Церковью? — поинтересовался Агостино и жестом подозвал секретаря. — Поднесите ему бумагу на подпись…

Секретарь взял со стола покаянную, поднес к Олафу, но тот лишь оттолкнул его руки от себя — вместе с бумагой.

Комиссар тяжело вздохнул, поднялся из-за стола и развел руки в стороны.

— Жаль… очень жаль. Думаю, Пресвятая Дева Арагонская плачет, видя каждого нераскаявшегося грешника.

Кто-то в толпе всхлипнул.

— Приступайте, — кивнул брат Агостино и тут заметил какое-то шевеление там, позади толпы.

  56