Особенно,... 
72 
— Здравствуйте, — сказал Самойлов, чувствуя себя неловко.
Сан Саныч встал и бодро пожал Самойлову руку:
— Вот неожиданность! Вечер добрый! Зинаиде не понравилась эта готовность Сан Саныча общаться с Самойловым, и она грозно посмотрела на мужа.
— Здравствуйте, — тихо поздоровалась Маша.
— Я, собственно… пришёл, чтобы пригласить вас на серебряную свадьбу. Это праздник для нашей семьи, и мне бы хотелось, чтобы вы тоже на нем присутствовали. Чтобы вы пришли к нам все вместе.
— Конечно, Борис! Мы придем! — радостно ответил Сан Саныч, невзирая на недовольство Зинаиды. — Я еще на твоей свадьбе гулял, и сейчас грех не поздравить.
— Спасибо за приглашение, — немного смутилась Маша. Ей очень хотелось встретиться с Алешей, и это приглашение было просто подарком.
Самойлов, видя такой прием, немного приободрился.
— Да, и еще. Самое главное… Я бы хотел принести вам свои извинения. Как выяснило следствие, Маша ни в чем не виновата. Это был несчастный случай.
— Мы с самого начала это знали, — обиженно поджала губы Зинаида.
— Простите еще раз. Я забрал свое заявление из милиции. Дело закрыто.
— Спасибо… — сказала Маша.
— Мне очень жаль, что так получилось и что Маша пострадала… В знак компенсации… Вот, возьмите… — Самойлов замялся, достал из кармана конверт и положил его на стол.
— Что это, Борис Алексеевич? — изумилась Маша.
— Я понимаю: невозможно компенсировать то, что вы все пережили… Но я хочу хотя бы частично…
— Ты что, деньги принес? — нахмурился— Сан Саныч.
— Это, конечно, слишком скромная сумма… — начал было Самойлов.
— Вы хотите нас подкупить? Хотите заплатить Маше за ее страдания в тюрьме? — прервала его Зинаида.
— Поверьте, я не подкупаю, я пытаюсь хоть как-то сгладить… — Самойлов был искренен.
— Уберите ваши деньги, — твердо сказала Зинаида. — Мы люди бедные, но своя гордость у нас есть.
— Ни в коем случае не хотел вас обидеть, — стал горячо убеждать Самойлов. — Я пришел все объяснить, извиниться…
— Ваши извинения нам не нужны, — сухо сказала Зинаида.
Сан Саныч решительно взял конверт со стола и потянул Самойлова за рукав к двери:
— Ну-ка, давай выйдем, поговорим на свежем воздухе.
— Подождите! — попросила Маша. — У меня к вам есть один вопрос. Скажите, как Леша? Я слышала, он уже может самостоятельно ходить?
— Да, это так. У Леши все хорошо. И в этом, конечно, ваша огромная заслуга, Маша.
— А… он не спрашивал обо мне? Как он отнесся к тому, что меня подозревали… в покушении?
— Маша, все мы, и Леша тоже, знаем, что вы не имеете никакого отношения к аварии!
— Значит, Леша выздоравливает… — улыбнулась Маша.
— Да! Еще раз вам огромное спасибо за помощь! И… в общем, мы думаем, что сиделка ему больше не понадобится.
Сан Саныч снова взял Самойлова за рукав и повторил:
— А теперь все-таки пошли на улицу. Поговорим, друг любезный…
Как только они вышли из дома, Сан Саныч раздраженно сунул Самойлову в руки конверт с деньгами.
— Забери. И как тебе только в голову могло такое прийти?!
— Прости, Сан Саныч. Я извиниться хотел…
— Извиниться? За то, что девка ни в чем не повинная в тюрьме сидела?! Ты хоть понимаешь, что это для нее было?
— Я понимаю…
— Нет, не понимаешь! Вы ей чуть жизнь не сломали!
— Саныч, это недоразумение.
— Что? Недоразумение? Ты думаешь, мы все тут идиоты? Не поняли, откуда у Маши ампулы взялись? Да от сынка твоего, Костика, и взялись! Он их Маше подкинул!
— Он ничего плохого не хотел. Просто испугался, растерялся…
— Не рассказывай мне сказки. Я хорошо твоего старшего сына знаю. Он всегда умудряется сухим из воды выходить.
— Саныч, давай спокойно поговорим.
Я знаю, зачем ты сюда пришел. Это такой хитрый, упреждающий маневр: решил проверить, не будем ли мы жаловаться. И, если что, задобрить, рот деньгами заткнуть.
— Сан Саныч, поверь: Костя ужасно переживает, что так получилось.
— Мне плевать на его переживания. Скажи: он ответит за все, что Маше сделал?
Самойлов молчал.
— Нет? — понял Сан Саныч. — Я так и думал. Значит, благодаря тебе и твоим связям в милиции он останется безнаказанным.
— Я должен был ему помочь.
— Значит, так: вот твое приглашение на свадьбу, и уходи. Я знать тебя больше не хочу, — решительно заявил Сан Саныч.
— Саныч, постой. Пойми, Костя — мой сын. Кто еще его пожалеет, если не я?
72 
