— Катя, ну о чем ты говоришь? Я от тебя не отказывался, — грустно сказал Буравин.
— Если ты ушел из дома — значит, ты отказался от нас обеих: и от мамы, и от меня, — упорствовала Катя.
— Неправда. Я ушел от Таисии, потому что больше не могу с ней жить. А ты была и есть моя дочь. И наши отношения не должны измениться! — В голосе у Буравина звучала уверенность.
— Но они уже изменились! — заметила дочь.
— Почему? Ведь я люблю тебя, как и прежде, — признался Буравин, и это было, несомненно, правдой.
— После того, что ты сделал, я не могу тебе больше верить. — Дочь продолжала гнуть свою линию.
— Катя, разрыв произошел только между мной и твоей матерью. А ты здесь ни при чем! Как ты не понимаешь?
— Я не хочу этого понимать. Я ваша дочь! И я требую, чтобы ты вернулся домой. — Катя вспомнила, как она требовала что-то, когда была маленькой, и почти всегда получала то, что хотела.
— Ты не можешь от меня этого требовать, — устало объяснял отец. — У меня есть своя жизнь. Я тебя люблю, но это не дает тебе права указывать мне, что делать.
— Хорошо. Но знай: если ты не вернешься, то сегодня мы видимся с тобой последний раз. — Это был удар ниже пояса, и Катя сама не верила в то, что говорила.
— Ты хорошо подумала, прежде чем сказать такие слова? — строго спросил Буравин.
Конечно, Катя мало думала перед тем, как это сказать, совсем не думала, но ответила с вызовом:
— Разумеется.
— Ну что ж… Ты не оставляешь мне выбора, дочь. Ведь ты меня знаешь, если я принял решение, я его не изменяю.
— Но и меня ты тоже знаешь — я слов на ветер не бросаю.
Стало видно, как дочь и отец похожи друг на друга в своем упрямстве и настойчивости. Только отец был уверен, а Катя совсем не уверена, ей хотелось как-то по-другому завершить разговор. И отец это почувствовал.
— А может быть, прежде чем уйти, ты все-таки выслушаешь меня? — спросил он. — И тогда ты поймешь, что я не мог поступить иначе.
Катя готова была его слушать вечно, но признаться в этом не могла.
— Вряд ли я пойму тебя, — заметила она.
— Ну хотя бы попытайся, — попросил Буравин.
— Хорошо, — согласилась Катя.
— Понимаешь, Катя, я сейчас пытаюсь исправить ошибку, которую совершил много лет назад, еще до того, как ты появилась на свет, — начал свой рассказ Буравин.
— И в чем же была твоя ошибка?
— В женитьбе на твоей матери, Таисии. Я не должен был этого делать.
— Интересно… — Кате не было интересно, ей было неприятно это слышать.
— Я любил другую женщину, — продолжал Буравин.
— Полину Константиновну? — догадалась Катя.
— Да, дочка. И мне нужно было сделать все, чтобы она стала моей. Но жизнь сложилась иначе.
— То есть ты хочешь сказать, что и я была ошибкой? — У Кати задрожал голос. Превратиться из любимой дочери в нежеланного ребенка — это уж слишком!
— При чем тут ты? — удивился Буравин.
— Но ведь у вас родилась я! А если твоя жизнь с мамой была ошибкой, значит, и я — тоже?
Катя, я тебя люблю, я был счастлив, когда ты родилась, — улыбнулся Буравин. — Ты — мой ребенок, я всегда буду рядом с тобой. Но я не могу никого больше обманывать.
— Я поняла. Значит, все это время ты нас обманывал.
— Да нет же… Катя, ты уже взрослая, ты ведь должна понимать, что сердце невозможно заставить любить! — попытался объяснить отец.
— Да, папа. Я понимаю. Эта Полина тебе важней, чем мы с мамой. Чем твоя семья.
— Ты меня неправильно поняла… — в который раз сказал Буравин.
— Нет, правильно! Я не заставляю тебя меня любить! Не напрягайся! Обойдусь! — В Кате говорил обиженный ребенок. Она отвернулась, пряча слезы, и побежала к двери.
— Катя, постой!..
Но Катя уже не слышала его.
* * *
Поскольку Машу вызвали домой так неожиданно, Алеша заволновался:
— Мама, почему Машу так срочно вызвали домой? Что там у нее случилось? Не дай Бог, что-то с бабой Зиной или Сан Санычем!
— Я не знаю, — сказала Полина. — Голос у ее бабушки был взволнованный, но достаточно бодрый.
— Ты же понимаешь, сынок, ее бабушка — пожилой человек, мало ли что могло случиться… Давление подскочило, или сердце расшалилось… Я уверен, что все обойдется, — предположил Самойлов.
— Маша скоро вернется и расскажет все сама, — успокоила сына мать.
— Я так за нее переживаю. Она чувствует мою боль и помогает мне с ней бороться. Но иногда мне кажется, что я тоже чувствую, когда ей плохо. Вот как сейчас… Мне кажется, с ней происходит что-то нехорошее. А я ничем не могу ей помочь…