– Рахим-хан, ты, наверное, шутишь.
– С детьми надо обращаться бережно, Амир-джан. Кабул и так полон беспризорников. Не хочу, чтобы Сохраб стал одним из них.
– Рахим-хан, я не поеду в Кабул. Это немыслимо, невозможно.
– Сохраб – очень талантливый мальчик. Здесь мы дадим ему новую жизнь, новую надежду, он попадет к любящим его людям. Томас-ага – очень хороший человек, а Бетти-ханум – отличный воспитатель. Видел бы ты, как они относятся к своим сироткам!
– Но почему я? Найми кого-нибудь, пусть съездит в Кабул. Если дело за деньгами, я готов оплатить расходы.
– Дело тут не в деньгах, Амир, – взревел Рахим-хан. – Ты оскорбляешь меня, человека при смерти! Когда это деньги были для меня на первом месте? И мы оба прекрасно знаем, почему я выбрал именно тебя.
Я понял, о чем он. А лучше бы не понимать.
– Послушай, у меня в Америке жена, дом, карьера. Кабул – опасное место, как я могу рисковать всем ради… – Слов мне опять не хватило.
– Знаешь, мы как-то говорили о тебе с твоим отцом. Его очень беспокоило твое поведение. И он сказал мне: Рахим, из мальчика, который не может постоять за себя, вырастет мужчина, на которого нельзя будет положиться ни в чем. Оказывается, он был прав? Так и вышло?
Я потупил глаза.
– Я прошу тебя выполнить последнюю волю умирающего, – сурово проговорил Рахим-хан. Что называется, зашел с козырной карты.
В воздухе повисло молчание. Какие слова я мог подобрать? А еще писатель.
– Наверное, Баба был прав, – пробормотал я наконец.
– Ты серьезно, Амир?
– А ты так не думаешь? – В глаза ему я смотреть не мог.
– Иначе я бы тебя сюда не пригласил. Я вертел на пальце обручальное кольцо.
– Ты всегда был слишком высокого мнения обо мне, Рахим-хан.
– А ты о себе – слишком низкого. – Рахим-хан передохнул. – Но есть и еще кое-что. Об этом ты не знаешь.
– Рахим-хан, умоляю тебя…
– Санаубар была Али не первой женой. Я вскинул на него глаза.
– Его первая жена была хазареянка из Джагори. До твоего рождения было еще далеко. Они состояли в браке три года.
– И при чем тут все это?
– Детей у них не было, и через три года она ушла от Али, вышла замуж за доброго человека из Хоста и родила тому троих дочерей. Вот и все, что я хотел тебе сказать.
Я начал понимать, к чему он клонит. Но я не желал больше об этом слышать. Главное – это Калифорния, обеспеченная жизнь, старый викторианский дом с остроконечной крышей, карьера писателя, любящие родственники. Все остальное – побоку.
– Али был бесплоден, – пояснил Рахим-хан.
– Как это? У него и Санаубар родился сын. И звали его Хасан.
– Он не мог иметь детей.
– А от кого же тогда Хасан?
– Сам знаешь от кого.
Мне казалось, я скатываюсь вниз по крутому склону, напрасно пытаясь ухватиться за траву и кусты ежевики. Комната качалась и кружилась у меня перед глазами.
– Хасан знал? – Застывшие губы меня не слушались.
Рахим-хан закрыл глаза и покачал головой.
– Сволочи, – пробормотал я и вскочил на ноги. – Какие же вы все сволочи! Лживые мерзавцы!
– Прошу тебя сесть.
– Как вы могли скрывать это от меня? От него?
– Подумай сам, Амир-джан. Ведь такой позор. Пошли бы сплетни, все было бы втоптано в грязь, и честь, и доброе имя. Проболтаться нам было никак нельзя, сам понимаешь.
Рахим-хан протянул мне руку, но я оттолкнул ее и кинулся к выходу.
– Амир-джан, не уходи. Я распахнул дверь.
– А что меня здесь держит? Что ты мне еще поведаешь? Мне тридцать восемь лет, и вдруг ты мне сообщаешь такое, что все прожитые годы летят псу под хвост! Вся моя жизнь – одна сплошная ложь! Чем теперь ты утешишь меня? Тебе нечего мне сказать!
С этими словами я пулей вылетел из комнаты.
18
Солнце почти село, окрасив небо в лиловые и малиновые тона. Дом, где жил Рахим-хан, остался далеко позади. В густой толчее вязли велосипеды и рикши. Рекламные щиты призывали покупать кока-колу и сигареты, на пестрых афишах пакистанских фильмов загорелые красавцы танцевали со страстными дамами на фоне цветущих лугов.
В крошечной чайной, куда я вошел, дым стоял столбом. Спросив чаю, я сел на складной стул, откинулся назад, потряс головой, провел по лицу руками. Мне уже не казалось, что я куда-то лечу. Я словно проснулся в собственной кровати и обнаружил, что вся мебель в доме переставлена, привычная обстановка исчезла, все вокруг сделалось чужим и незнакомым и надо привыкать жить по-новому.