— Она была и против него настроена, когда Костя с Катей встречался. Она точно так же всячески пыталась их разлучить. И добилась своего!
— Да, тут что-то не так!
— Я уверена: Таисия ненавидит всех нас. Всю нашу семью. Но за что? Что мы ей плохого сделали?
Самойлов смотрел на Полину, решая, высказать ли ей свои соображения. Наконец он решился.
— Думаю, я знаю, в чем дело. Таисия просто ревнует к тебе.
Полина в изумлении обернулась к нему.
— Ревнует Виктора, — продолжал Борис, внимательно следя за реакцией жены.
Она растерянно спросила:
— Что ты говоришь, Боря? Какая ревность? Сто лет прошло!
Борис опустил голову и с горечью сказал:
— Я знаю, что говорю, Полина. Таисия продолжает тебя ревновать к Виктору. Несмотря на то что она уже двадцать лет его жена.
— Даже если так, хотя это — полный бред, какое отношение ее ревность имеет к нашим детям? Речь же идет о Леше с Катей, об их отношениях!
— Таисия — довольно непредсказуемая женщина, мало ли что может прийти ей в голову.
— В таком случае, Боря, давай хоть мы с тобой, люди вполне предсказуемые, не будем ворошить прошлое.
— Ну что ж, давай. — Борис испытующе посмотрел на жену и добавил: — Если, конечно, это действительно прошлое.
Она ответила нарочито бодро:
— Вот и хорошо! Всё, забыли! Есть дела поважнее, нам нужно подумать о Леше. Я приготовлю ему поесть, сварю бульон.
И она принялась за домашние хлопоты.
Озабоченный Жора заглянул в открытую дверь подвала:
— Толя, ты здесь?
Осторожно зайдя, внутрь, он увидел распростертого на полу Толика и испуганно кинулся к нему.
— Толян, ты чего? Эй, Толян! Ну же, приди ты в себя! Что случилось? Где эта твоя Маша?! — лупил он Толика по щекам.
Толик медленно пришел в себя, сел и медленно тряхнул головой.
— Кто?! — спросил он, озираясь.
— Машка! Тебе что, память отшибло? Куда она делась? И с чего ты в обморок грохнулся?
— Маша? А она здесь была? — растерянно осведомился Толик.
— Вспомни! Я тебя к ней сюда отправил! Она была здесь.
Толик, оглядывая подвал, растерянно произнес:
— Точно, была. Куда делась, не знаю. Помню, я сюда зашел. А потом… ничего не помню.
И тут Жора заметил валяющуюся на полу бутылку.
— Понятно. Ты вошел, она тебя огрела вот этим, ты и отрубился, — заключил он.
— За что? Что я ей сделал? Только зашел…
— Огрела потому, что дура она, твоя Маша. И истеричка.
— Не смей так говорить. Она не истеричка. Ее что-то напугало.
— Что ее здесь могло напугать? Здесь только ты да я, — раздраженно ответил Жора.
И тут Толика осенило:
— Это ты ее напугал! Что ты ей сказал, когда я выходил?
— Да ничего особенного. Просто пару напутственных слов, — нехотя ответил Жора.
Толик встал, подошел к брату.
— И из-за этого она так на меня разозлилась? Ну, выкладывай, что ты ей сказал.
— Да чего ты наезжаешь?! Я просто намекнул ей, чтобы она была с тобой нежной и ласковой.
Толик, застыв, смотрел на брата.
— В смысле, как женщина. Ты же этого хотел?
— Идиот! Ты понимаешь, что наделал?!
Толик, потрясенно глядя на смущенного Жору, схватил его за грудки.
— Эй, полегче! Ты чего? — возмутился Жора..
— Это ты Машу напугал! Ты ее оскорбил! Теперь она на меня обиделась!
— Да плевать мне на твою Машу!
— Но она же в катакомбы убежала!
— И что? Подумаешь, походит, потом сама выйдет, когда проголодается. Или пить захочет.
— Куда она выйдет? Как? Ты понимаешь, что говоришь? Она же заблудится там!
И Толик решительно отправился ко входу в катакомбы.
— Стой! Ты куда?
— Пойду ее искать.
— Я тебя не пущу.
Жора бросился к Толику, схватил его за руку.
— Руку убери! — рыкнул на него Толик.
— Плюнь на нее!
— Отпусти меня, я сказал!
— Ты с ума сошел? Что будет, если и ты там заблудишься?!
Толик, глядя брату прямо в глаза, серьезно ответил:
— Мне теперь все равно! Либо найду Машу, либо тоже останусь в этих проклятых катакомбах!
Жора бросился брату наперерез и закричал:
— Толик, я тебя не пущу! Ты там заблудишься!
— А как же Маша? Она сама оттуда никогда не выйдет! Ты же знаешь!
— Братан, если она одна там сгинет — это еще полбеды, — объяснил Жора. — А вот если вы оба — это хуже.
— И ты так спокойно говоришь о том, что Маша может погибнуть?! — Толик со злостью сжал кулаки.
Но брат не обратил внимания на этот жест и уверенно продолжал: