— Да, именно!
Буряк, подумав, ответил:
— Не вижу резона отказывать тебе в этой просьбе… Но это лишь утроит внимание к твоей персоне, Родь.
Смотритель пожал плечами: мол, этого-то я не боюсь.
— Уведите заключенного! — крикнул в коридор следователь.
У порога смотритель оглянулся:
— Ты подумай, Григорий Тимофеевич, подумай! Через некоторое время в камеру к смотрителю пришел Марукин. Он убедился, что его никто не подслушивает, и спросил:
— Ну, что?
— Мне кажется, он клюнул.
— Это хорошо, — обрадовался Марукин. Родь шепотом продолжал:
— Теперь слушай. Передай Леве, чтобы действовал по плану Б. Когда все случится — а про время он от тебя узнает — пусть ждет меня у северного входа. Деньги, документы, смена одежды. Ясно?
— А в себе-то ты уверен? Что все получится? Ведь бежать таким образом — тройной риск.
Смотритель усмехнулся:
— А мне нечего терять, поэтому я ничего не боюсь. Марукин недоверчиво посмотрел на него:
— Так уж и нечего? А деньги?
— Деньги для тебя стимул, Юра. А мне нужно восстановить справедливость. Ладно, я тут написал Леве — передай сегодня же. — И смотритель протянул листок Марукину. Марукин взял листок, понимая, что сложная игра, которую он затеял, продолжается.
Поразмыслив, Полина все-таки решила, что Катя была вместе с Алешей не случайно. Она поделилась своими сомнениями с Буравиным:
— Виктор, я хочу тебе сказать одно: твоя дочь подстроила, организовала отвратительную ситуацию. Она рассорила Машу и Алешу.
— Ты говоришь о ней, как о законченной интриганке! — отмахнулся Буравин.
Полина настаивала:
— Я не знаю, законченная она или начинающая, но ведет себя Катя отвратительно. Мало она сталкивала нас всех лбами в прошлом. Но сейчас… сейчас ее поведение выходит за рамки дозволенного!
— Подожди, остынь, — попросил Буравин. — Давай не будем вспоминать все прошлые Катины грехи. Лучше сконцентрируемся на настоящем. Только так я смогу во всем разобраться и помочь детям.
— Хорошо… Я расскажу тебе все, что знаю. Машу я встретила на улице, она убегала вся в слезах. И Алешка говорит, что теперь не знает, как все исправить! Но он-то считает случившееся недоразумением. А я уверена, что все было подстроено специально.
Буравин посмотрел на нее строго:
— Что специально? Сердечный приступ?
— Ну, нет… Приступ придумать невозможно. Хотя довести человека до стресса… я не знаю. Я только знаю одно — не просто так и не случайно Катерина оказалась в квартире, где Алешка собирался побыть с Машей.
Буравин хмуро напомнил: — Я же пообещал, что разберусь.
— И чем скорее это произойдет, тем лучше. Буравин не стал возражать, он взял в руки телефон и набрал номер:
— Алло! Катя, мне нужно с тобой поговорить. Нет, не по телефону. Зайди ко мне обязательно. Я денег тебе с мамой дам.
Катя стояла с веником и ворохом лепестков, превратившихся в горку мусора:
— Зачем, папа? Мне сейчас не до встреч. Нет настроения.
— Надо. Я сказал — надо. Обязательно.
— Но зачем? Ты можешь сказать по-человечески?
— Во-первых, я передам деньги маме. Во-вторых… нам надо поговорить.
— Именно сейчас?
— Немедленно!
Вскоре Катя была на месте: Полина и Буравин услышали звонок — и Буравин пошел открывать. Вернулся он с Катей. Полина демонстративно ушла в другую комнату, сухо кивнув Кате.
— Здравствуйте! Не очень-то приветлива со мной Полина Константиновна! — поджала губы Катя.
— Здравствуй, дочь. Полина имеет на то основания. Катя дернула плечом:
— Ладно, я знаю, что она меня не любит! И не хочу переживать по этому поводу. Давай деньги, и я побежала!
— Подожди. Я хочу узнать, что произошло вчера у Алексея?
— Тебе, наверное, Полина Константиновна все рассказала, — холодно ответила дочь.
— А я хочу услышать твою версию, — настаивал Буравин.
Катя пожала плечами:
— Алеше стало плохо. Я ему помогала прийти в себя.
— Плохо — отчего? Что перед этим произошло?
— Я не знаю. Но я видела, что у него был внезапный сердечный приступ, — ответила Катя, — и все. А почему ты меня допрашиваешь, как врага?
Буравин глядел ей прямо в глаза:
— Потому что у меня есть информация, что ты специально воспользовалась приступом Алеши, чтобы Маша уличила его в измене. Признайся, так?
Катя пустила в ход свои незаурядные актерские способности, она приняла вид оскорбленной невинности: