42 
— И поэтому решила продемонстрировать себя всему свету? Ты моя, только моя!
Он двинулся к ней с грацией дикого хищника. Приблизившись, подхватил ее на руки и понес в постель.
— Моя, — яростно повторил он.
— Только твоя, Нико, дорогой.
Он стал сбрасывать свою одежду.
— Ты победила.
Реджина улыбнулась, собираясь что-то сказать, но губы Нико уже накрыли ее рот в яростном, карающем поцелуе. Ее тело помимо воли начало извиваться под его телом, и уже ничего не имело значения, даже ярость Нико.
Они занимались любовью везде и по всякому — в кровати, на полу, у стены. И каждый раз она отдавалась ему целиком и полностью, забыв обо всем, кроме любви.
Когда он снова смог думать, то определил для себя, что такой секс похож на смерть. Каждый раз, когда он взрывался внутри Кары, она как будто оставляла в себе и частицу его души. Скоро у него ничего не останется, что бы не принадлежало ей.
Год. Он сказал, что они пробудут вместе год. Он был страшно зол на нее в Остине — просто вне себя от ярости, не способный и не желавший слушать ее оправдания.
Кем бы она ни была, какой бы она ни была, он хочет ее навсегда. Но он слишком любит ее, чтобы принуждать к чему-то.
Резко вскочив с кровати, Нико поспешно оделся и вышел на балкон.
Реджина не знала, что ей делать и что думать, когда проснулась и не обнаружила рядом Нико. Она не могла поверить, что вытворяла все те вещи, которые… вытворяла. Но она так хотела его.
Но где Нико? Почему он оставил ее одну? Неужели она разочаровала его? И зачем она только сбросила эту злосчастную рубашку на балконе? В его представлении так поступают только девушки низшего сословия, а попросту дешевки. Наверняка он зол и разочарован.
Встав с кровати и не найдя никакой одежды, Реджина завернулась в красное атласное покрывало. Направляясь в ванную, она вдруг увидела Нико на балконе.
— Нико?
Он вскочил при звуке ее голоса, но не оглянулся.
— Прости, — сдавленным голосом произнес он.
Внезапно Реджина ужасно испугалась.
— Я не понимаю…
— Я потерял контроль над собой. Этого не должно было случиться.
— Ты не хотел заниматься со мной любовью?
— Я не это имел в виду.
— Да, когда мы рядом, события часто выходят из-под нашего контроля. Мне тоже жаль.
— В Остине я был в дикой ярости и поэтому сказал, что ты должна быть со мной год. Я самоуверенно считал, что ты хочешь меня из-за того, кто я есть. Это причиняло мне боль. Я был зол и ошеломлен известием о ребенке.
— О чем ты?
— Ты не такая, как я думал, и я больше не хочу принуждать тебя. Это нечестно по отношению к тебе и ребенку.
— Ты хочешь, чтобы я уехала?
Она смотрела на него, не в силах произнести ни слова. Все, что она поняла, — он хочет, чтобы она уехала.
— Хорошо. Я поняла. Спасибо. Я уеду завтра вместе со своей семьей. Не знаю, правда, что им скажу, ведь они уверены, что мы любим друг друга.
— Ты была права, я не должен был вовлекать их во все это. Я не хотел обидеть их. Или тебя. Прости за все и за ту грязь, которую выльют на нас репортеры.
— Плевать мне на прессу, — прошептала она как прокричала. А потом добавила, но очень тихо: — Я люблю тебя, идиот несчастный…
— Я никогда не хотел причинить тебе боль… — Он или не услышал ее слов, или решил проигнорировать их.
Но ты причинил! На один миг, ужасный и прекрасный, ты заставил меня поверить, что любишь меня.
Из окна лимузина Реджина видела пляж, и лимонные деревья, и рябь на поверхности бирюзовой воды, и «Симонетту».
— Остановите! Остановите машину!
Дино и Дэвид вопили, Джина распевала песенку Белоснежки, поэтому водитель не услышал просьбу Реджины.
Она постучала в стеклянную перегородку.
— Остановите! Всего на минутку!
Отец посмотрел на нее и кивнул. Они с матерью пребывали в шоке с того момента, как она сообщила, что уезжает вместе с ними, Сюзанна попросту не разговаривала с ней.
Медленно, как во сне, Реджина шла к скамейке под лимонными деревьями, на которой она сидела, когда впервые увидела Нико.
Она присела и стала смотреть на воду — она была такого же цвета, что и глаза Нико.
Все вокруг было таким же и не таким. Реджина коснулась крестика па своей груди — как много любви там, внутри. Закрыв лицо руками и пригнувшись к коленям, она зарыдала.
— Кара?
Она рыдала так отчаянно, что не расслышала.
42 
