Особенно,... 
105 
Отвернувшись к гуртоводу, Кихада поговорил с ним, капораль кивал. Затем Кихада снова повернулся к Билли.
— Забирайте своих коней, — сказал он.
Билли поднял руку, взял у Бойда поводья и помешкал.
— Мне надо, чтобы вы написали нам бумагу, — сказал он.
— Какую еще бумагу?
— О передаче коней. Отказ от права. Прогонную, фактуру, или как она там у вас называется. Какую-то справку с вашей подписью, чтобы я мог этих коней отсюда вывести.
Кихада кивнул. Повернувшись в седле, отстегнул клапан седельной сумки, пошарил в ней, вынул маленькую записную книжку в кожаном переплете. Раскрыл, вынул из кармашка на переплете карандаш и приладился писать.
— Как ваше имя? — спросил он.
— Билли Парэм.
Он записал. Когда все написал окончательно, вырвал страницу, вложил карандаш назад в карман обложки, закрыл книжечку и подал бумагу Билли. Билли взял ее, не читая сложил, снял шляпу и, заложив бумагу за ленту внутри тульи, снова надел ее.
— Спасибо, — сказал он. — Я очень вам благодарен.
Кихада снова кивнул и опять заговорил с гуртоводом. Тот что-то крикнул погонщикам. Бойд наклонился, взял у Билли поводья и направил коня шагом в пыльный придорожный сосняк, где вместе с конями развернулся, и все они стали смотреть, как бакерос вновь приводят табун в движение. Двинулись. Вот и последние лошади прошли — толкаясь между собой, вращая глазами, — а за ними всадник, последний, замыкающий. Он приостановился, посмотрел на Бойда, сидевшего среди деревьев на коне верхом в окружении других коней, поднял руку и слегка еще этак дернул подбородком.
— Adiós, caballero, — сказал он.
После чего догнал табун, который в сопровождающей его туче пыли ушел по дороге в сторону гор.
Вечером напоили коней из специально устроенного abrevadero, [385] выложенного тесаным известняком. Над водоемом медленно поворачивались лопасти водяного колеса; их длинные скошенные тени неспешно пробегали по нагорной прерии, будто крутится медлительная мрачноватая карусель. Под седло определили Ниньо, и теперь Билли, спешившись, ослабил на нем подпругу, чтобы дать ему подышать, а Бойд сполз с Бейли (теперь он ехал на нем); братья попили из трубы, потом сидели на корточках, смотрели, как кони пьют.
— Люблю смотреть, как пьют кони, — сказал Билли.
— Ага, — кивнул Бойд. — Я тоже.
— Как ты думаешь, эта бумага крепкая?
— Конкретно в этих местах, думаю, крепче стали.
— А немного отъедешь, и можно подтереться.
— Ну-у, да… Немного отъедешь — и с приветом.
Бойд сорвал травинку, сунул в рот.
— Как ты думаешь, почему он нам коней отдал?
— Потому что понял, что они наши.
— А как он это понял?
— Да просто. Понял, и все тут.
— Но мог бы все равно ведь не отдавать.
— Это да-а. Еще как мог бы.
Бойд сплюнул и снова сунул травинку в рот. Он неотрывно смотрел на коней.
— А ведь как нам повезло-то! — сказал он. — Это ж надо было нам на них нарваться!
— Эт-точно.
— И много еще, интересно, у нас удачи осталось?
— Это ты насчет того, чтобы найти и остальных двух лошадей?
— Ну, как бы да. Насчет них. Да и вообще…
— Не знаю.
— И я не знаю.
— Думаешь, девушка будет там, где она сказала?
— Да! Обязательно!
— Да, — сказал Билли. — Я тоже думаю, что она там будет.
Голуби, слетавшиеся к водопою со всей здешней сухой степи, при виде сидящих около него людей пугались, трепеща крыльями, разворачивались и улетали. Вода из трубы бежала с холодным металлическим звуком. На западе солнце, зашедшее под груду облаков, всосало в себя весь золотистый свет, и земля без него сделалась голубоватой, прохладной и молчаливой.
— Я знаю: ты подумал, что и остальные лошади у них, я прав? — сказал Бойд.
— У кого?
— Сам знаешь у кого. У тех охранников, что приехали из Бокильи.
— Ну не знаю.
— Но ты ведь подумал так, скажи?
— Ну-у, да. Я так подумал.
Он снял шляпу, вынул бумагу Кихады из-под внутренней ленты, развернул, прочел, снова сложил по сгибам, положил обратно в шляпу и надел ее.
— А тебе это не нравится, так?
— А кому это понравится?
— Ну не знаю. Ч-черт.
— И как ты думаешь, что бы на нашем месте сделал отец?
— Сам знаешь, что бы он сделал.
Бойд вынул изо рта травинку, продел ее в петельку клапана на кармане изодранной рубашки, согнул ее в кольцо и завязал узлом.
105 
