От внезапной боли мышцы живота снова сжались. Блейк взглянул на свою мать, которая любила его, и вдруг осознал, что она говорит правду. Кей нащупала свой золотой медальон и открыла его. Фотография. Блейк наклонился вперед и вгляделся в миниатюрный снимок в форме сердца.
Молодой мужчина. Смуглый, полный жизни, с непослушно вьющимися волосами, в точности как у него, и смеющимися черными глазами — зеркальным отражением его собственных. Те же черты лица. Тот же огонь.
— Твой отец, — прошептала Кей и любовно погладила фотографию дрожащими пальцами. — Вы с ним так похожи. — Она вздохнула. — Он владел мной, телом и душой. Я чуть не бросила все ради любимого. Но у него не было ничего — а мне слишком хорошо была знакома бедность. Я хотела, чтобы все это стало твоим! — крикнула она, окинув трясущейся рукой роскошное убранство комнаты.
Почти не дыша, он тяжело опустился в кресло. Его отец. Круговерть эмоций бурлила в нем: гнев, отчаяние и наконец жажда этой непознанной отцовской любви, отчего в горле встал ком, а на глаза навернулись слезы.
Высохшая вялая рука с проступающими голубыми венами приподнялась с шелкового покрывала и накрыла его руку:
— Блейк, ты знаешь, что я люблю тебя, — сказала мать с необыкновенной нежностью. — Я посвятила свою жизнь тебе. Я поклялась, что сын моего возлюбленного однажды унаследует Крэнфорд.
— Унаследует? Как? Ты сделала это невозможным! — резко крикнул он.
Блейк тяжело прислонился к дубовому комоду, отчего китайские вазы, стоящие на нем, тревожно задребезжали. К нему подступила тошнота, и в этот миг он понял, что должен делать. Боже, его всего трясло от этого решения. Еще никогда в своей благополучной жизни он не чувствовал себя таким больным, таким раздавленным. Таким… опустошенным и одиноким.
С посеревшим лицом он остановил мрачный взгляд на своей матери — жалкая, трогательная фигурка, почти незаметная на огромной кровати с пологом эпохи Якова I, которая ему не принадлежит. Ничто здесь ему не принадлежит. Только этим утром он ездил по своей земле, разговаривал со своими арендаторами, заходил в паб и обсуждал ремонт со своим строителем и плотником за пинтой эля. Теперь все это принадлежит кому-то другому. Вся его жизнь была обманом.
И, похоже, он и его шестилетний сын остались без средств. Откинув назад голову, Блейк тихо застонал. Что он скажет Джозефу? Его ребенок, его любимый сын, свет очей его с тех пор, как жена ушла…
— Мой… настоящий отец. Где он?
— Ушел. Растворился в воздухе. — Слезы выступили на бледных глазах матери. — Я велела ему уйти, сказала, что не люблю его, хотя отдала бы за него жизнь, так сильно любила. И до сих пор люблю…
Глубоко потрясенный, он уставился на ее лицо, на котором так ясно читались горе и отчаяние. Никогда раньше он не видел у матери такого пыла. За этой холодной, сдержанной внешностью, оказывается, жила страстная женщина, которая пожертвовала всем ради сына.
Всю жизнь она столь же безжалостно подавляла и его чувственные проявления. Всякий раз, когда он выходил из себя или слишком бурно на что-то реагировал, его жестоко наказывали.
Бывали моменты, когда Блейк чувствовал, что может взорваться от внутреннего огня и энергии, но вынужден был контролировать себя. Именно тогда он вскакивал на коня и пускал его в бешеный галоп.
Теперь все это уже не имело значения. Он должен покинуть Крэнфорд и начать новую жизнь. Это будет правильно. Он побледнел при мысли, какой груз мать взвалила на него, и внезапно понял, как зовут его отца.
— Его имя Джозеф, верно? — выпалил он. Так же зовут его сына. Имя, выбранное матерью, которая утверждала, что так звали ее венгерского дедушку.
У него закружилась голова. С обливающимся кровью сердцем он с усилием выдавил:
— Я должен найти настоящего наследника. Законного потомка.
— Нет! Только не Джайлз! Не кузен твоего отца! — вскрикнула она.
— Если он законный наследник, мой долг найти его, — отчеканил Блейк.
Кей закусила губу, затем выкрикнула в отчаянии:
— И ввергнуть всех в ад? Джайлз… Он зло, Блейк! — Казалось, она с трудом подбирает слова, чтобы убедить его, рассеять сомнение на его угрюмом лице. — Джайлз был пьяницей и развратником! Ты не можешь передать Крэнфорд ему! Ты должен подумать о своем сыне! — Ее руки в отчаянии хватались за него. — Умоляю тебя, дорогой! Не дай мне умереть, зная, что вся моя жизнь, моя жертва были напрасны!