Последние отзывы

  66  

* * *

На кирпичную стену напротив окон квартиры Бесс легли тени, напоминающие горбатых монстров.

«Как интересно», – подумала Бесс. Ей множество раз доводилось смотреть из окна на эти тени, и ни разу ей не приходило на ум сравнение с прячущимися в темноте монстрами. Наверное, раньше ей просто не приходилось опасаться, что монстры подберутся так близко к ее жилью.

Она подняла фотоаппарат и навела на резкость.

– Чем это ты занимаешься? – раздался за ее плечом голос Кальдака. – Увидела кого-нибудь?

– Монстров.

– Что-о?

– Тени на стене, только и всего. Жаль упускать редкий кадр.

– Я говорил тебе: нельзя стоять напротив окна.

– Я забыла.

Она сделала шаг в сторону.

– По-моему, ты сегодня уже достаточно наснимала, – проворчал Кальдак и отошел. – Три часа торчала в лаборатории.

– Я должна делать что-нибудь, иначе сойду с ума.

– Могу тебя понять. Я сам чувствую нечто подобное. А тебе, оказывается, в самом деле не хватало фотоаппарата.

Бесс повернула голову и обнаружила, что Кальдак улыбается. Он сидел в углу комнаты, скрестив вытянутые ноги, но, несмотря на мирную позу, вовсе не казался умиротворенным. Бесс подумала, что, пожалуй, еще ни разу не видела его умиротворенным.

– Да, не хватало. Так же мне не будет хватать глаз, если я ослепну.

– Или старого друга?

Она кивнула.

– Ты всегда смотришь на мир, как в объектив? – поинтересовался Кальдак.

– Почти всегда. Бывает, без объектива мир кажется уродливее, чем он есть. – Тени слегка вытянулись и приобрели готические очертания. Бесс сделала еще один снимок. – Понимаешь, я чувствую себя раздетой, когда у меня в руках нет фотоаппарата.

– По-моему, он для тебя как панцирь.

– Что ты имеешь в виду? – удивилась Бесс.

– Мне кажется, фотосъемки отчуждают тебя от происходящего, ставят тебя как бы вне его. В том числе – ограждают от сострадания.

– Ограждают?

Кальдак не отрываясь смотрел на нее.

– Бесс, когда ты чаще всего прибегаешь к этому средству? Очевидно, в самые страшные минуты. Как в Данзаре или в Тенахо.

– Может быть. – Она нахмурилась. – Оставь, Кальдак. Я не нуждаюсь в психоанализе.

– Извини, это привычка. Опять я сую нос не в свое дело. Но я вовсе не хотел сказать, что ставить барьеры между собой и миром – это плохо. Это в человеческой природе. Я просто подумал, что ты нашла оригинальный способ – фотосъемки.

– А какой способ у тебя?

– Я использую все средства. Действую по обстановке.

– Твой способ хуже. Я, по крайней мере, свою работу люблю.

– Знаю. Не обращай на меня внимания. В общем-то, я тебе завидую.

Бесс подумала, что едва ли сможет не обращать на него внимания. Слишком он проницателен, слишком восприимчив – и слишком часто он оказывается прав… Ей вдруг захотелось вывести его из равновесия, и она вскинула аппарат.

– Кальдак, улыбнись!

И сама улыбнулась, увидев мелькнувшее в его взгляде удивление. Как, оказывается, приятно застать Кальдака врасплох!

– Еще раз.

Фокус.

Снимок.

– Позволь тебя спросить, что ты делаешь?

– Фотографирую тебя. Ты очень интересный объект.

Она сказала правду. Его лицо на фотографии должно излучать мужество и одновременно тонкость восприятия – редкое сочетание. Жаль только, что освещение не позволяет как следует подчеркнуть скулы.

– Чем же это я интересен? Хорош собой? Или ты желаешь сравнить меня с теми чудовищами? – Он кивнул на стену за окном, и его губы искривились в сардонической усмешке. – Учти, если будешь издеваться надо мной, я не задумываясь разобью твою машинку.

Напряжение чуть-чуть отпустило его, мускулы расслабились. Странно, но ни разу прежде Бесс не смотрела на Кальдака вот так отстранение. С самой первой встречи она только злилась на него, боялась его, ощущала беспомощность…

Но вот Кальдак взмахнул рукой, как бы бросая ей вызов, и она заметила, что рука у него большая, правильной формы; как, впрочем, и все его тело. У него узкие бедра, мускулистая грудь, широкие плечи.

Он силен, изящен, сексуален…

Аппарат чуть не выпал у нее из рук.

Сексуален? Откуда пришло к ней это слово?

– В чем дело? – Глаза Кальдака сузились.

– Нет, ни в чем.

Бесс быстро отвернулась и вышла в лабораторию. Ей вдруг захотелось срочно установить между собой и миром еще один барьер…

* * *

«Она чувствует себя в безопасности! – с досадой думал Эстебан. – Настолько обнаглела, что не боится выходить из дома».

  66