— Поздравляю тебя, Юленька, и желаю тебе счастья. Из моих уст это может прозвучать не так искренне, как мне бы хотелось, но, поверь, я говорю каждое слово от души. Только так. Я не могу желать тебе ничего дурного, только светлого, радостного, дающего силы и смысл, — Щеголев замолчал, и Юлии не хотелось нарушать молчания.
Она закрыла глаза и попыталась представить его сидящим за столом в своем огромном кабинете. Раньше с фотографии на него смотрели она и Наташа. Юлия ловила себя на мысли, что сейчас ее больше интересует именно эта подробность: осталось ли это воспоминание о прошлом или теперь всех и вся вытеснила та, с которой Щеголев строит новую жизнь? Но спрашивать об этом она ни за что не станет. А Лева по-своему воспринял повисшую тишину. Он вдруг почувствовал себя лишним, совершенно не нужным в этой веренице поздравлений, которые наверняка поступают Юлии. Он уже укорял себя за то, что не ограничился звонком Наташе и просьбой передать маме наилучшие пожелания.
— Спасибо, Лева. Я знала, что услышу тебя сегодня, и очень рада этому.
— Я не забыл и никогда не забуду, что последний день зимы — день твоего появления на свет.
— Последний, если год не високосный.
— Да, разумеется. Раз в четыре года природа дает нам еще один зимний день, но он уже не так важен, потому что двадцать восьмое — твой день рождения. Мы всегда говорили, что зима убегает, узнав об этом.
— Да я всегда знала, что утром после поздравлений открою глаза, а за окном весна. Все тот же холод, снежные сугробы, мороз, но в душе уже теплее, уже все по-другому. Мне это продолжает казаться романтичным.
— Ты помнишь, как Наташа всегда говорила, что ее маму всегда прилетает поздравлять весна? — задумчиво глядя в окно, спросил Щеголев. Он словно хотел увидеть в привычном зимнем пейзаже признаки того возрождения, о котором всегда говорила ему Юля. Она гораздо тоньше его, чувствительнее, потому что он воспринимал ее слова со снисхождением, даже сейчас.
— Конечно помню.
— Она говорила, что ночью она осторожно стучит в окошко до тех пор, пока ты не подойдешь и не отодвинешь занавеску.
— Помню.
— Она ссорилась с Анфисой, которая утверждала, что такого не бывает. Помнишь?
— Да, конечно. И однажды действительно раздался стук. Зная о фантазиях Наташи, мы остолбенели, а потом оказалось — замерзающая сойка сидела на балконе, а вторая отчаянно стучала в стекло, пытаясь получить помощь. Оказывается, такое бывает. Кто бы рассказал, не поверила бы…
Юлия вдруг вернулась в тот далекий год, когда Щеголев занес с мороза неподвижную сойку. Она совершенно не сопротивлялась, напротив, казалось, благодарно и устало смотрела на всех своими маленькими черными бусинками глаз. Это потом она, набравшись сил, бросалась на всех, кто пытался посягнуть на ее пространство в огромной коробке, ставшей на время ее пристанищем. Словно позабыв о том недалеком прошлом, когда она едва не замерзла, не собираясь выражать благодарность, она злобно шипела и била крыльями о едва выдерживающий ее натиск картон. Однажды Юлия решила провести эксперимент: надев перчатки, она поймала птицу и вышла с ней на балкон. Она не успела посадить сойку на перила, как та оттолкнулась и легко полетела в сторону парка. Почти три недели пребывания в «домашнем санатории», как называла домик сойки Наташа, не прошли даром. Вечером домашние узнали, что хищница, к которой все успели привыкнуть, благополучно вернулась в родную стихию.
— Знаешь, я вдруг подумала, а что, если бы она свалилась с перил и упала на растерзание какой-нибудь кошке? — ни с того ни с сего спросила Юля.
— Не знаю, — ответил Лев.
— Я бы никогда не призналась, что это произошло, — тихо сказала Юлия.
— Теперь мне так и хочется спросить: а улетела ли сойка на самом деле? — усмехнувшись, Щеголев удивился тому, о чем они говорят.
— Улетела, можешь не сомневаться. Я тоже сегодня улетаю. Никогда не была на горнолыжном курорте, — Юлия решила, что ему нужно об этом знать.
— Ты ведь едва стоишь на лыжах! — в голосе Льва послышалась тревога. — Кому это пришло в голову? Наверняка Севе.
— Угадал. Ему и Наташе. А мне идея очень понравилась. Я сказала об отъезде затем, чтобы ты в мое отсутствие звонил Наташе почаще. Обещаешь?
— Конечно. Ты же знаешь, как я скучаю по ним.
— Догадываюсь, — ответила Юлия, услышав в этом коротком слове оттенок сарказма. Она поспешила добавить что-то мягкое, душевное. — Была рада услышать тебя.