158 
Во встрече с Фрэнком, собственно, необходимости не было; просто Мишель казалось, что последнее свидание поставит точку в этой печальной главе ее жизни, а иначе останется ощущение незавершенности. Теперь, когда настало время пускаться в самостоятельное плавание, она решила попрощаться с прежней жизнью. Четырнадцать лет как-никак не шутка. Думать о них (по примеру многих обманутых жен) как о «загубленных лучших годах» Мишель не желала, но и отмахнуться от них было бы несправедливо. Даже по отношению к Фрэнку. Одним словом, Мишель решилась на свидание.
Тюремная реальность оказалась еще страшнее, чем в ее воображении. Мишель заставили пройти через детектор, обыскали и повели по бесконечному, как ей от ужаса показалось, коридору со стенами мерзкого грязно-зеленого цвета и мощными даже на вид железными дверями. При мысли о ее Фрэнке в этом жутком месте Мишель затошнило. Мертвую тюремную тишину нарушал лишь звон ключей на связке охранника, пока к этому леденящему душу звуку не присоединился скрежет одной из дверей-близнецов. Страж впустил Мишель в комнату для свиданий, где за массивным столом уже дожидался Фрэнк.
Он выглядел таким маленьким и… жалким! Серая тюремная роба – штаны и рубашка, сидевшие на нем мешком, – делала его похожим на дворника или слесаря. Лицо казалось пепельно-серым в сравнении с угольно-черными волосами. Но больше всего Мишель поразил не цвет, а выражение его лица – угрюмо-бесстрастное, замкнутое. Каменное.
– Ты этого хотела? – спросил Фрэнк, как только Мишель устроилась за столом напротив него.
– Нет, Фрэнк. Я этого не хотела.
– Даже в страшном сне мне не могло привидеться, что из всех людей на земле меня предашь именно ты, Мишель!
Она думала, что готова к любому повороту разговора, но Фрэнку удалось с первой же минуты вывести ее из себя. Он гнул все ту же линию, цеплялся за годами отшлифованный фокус, пытаясь перевернуть все с ног на голову: Мишель – кукла безмозглая, а он – – мудрец; верно только то, что делает он, а остальное не стоит и выеденного яйца.
Чему удивляешься, дорогая? Он всегда был таким, просто ты не замечала. Что ж, в эту игру можно сыграть и вдвоем.
– Ты не оставил мне выбора. Ты мне угрожал. Не нужно было мне угрожать, Фрэнк. Я всегда считала, что каждый из нас превыше всего ставит интересы другого, затем детей, а уж потом думает о себе. Мне очень жаль, что это оказалось заблуждением. К счастью, я вовремя поняла, что теперь мне придется заботиться о детях за двоих. Я не могла позволить, чтобы за решетку упрятали не только их отца, но и мать.
– Я никогда тебе не угрожал!
– Само собой. И не бил никогда. – Мишель достала из сумочки кассету. – Хочешь, прокручу? Это запись всего того, что ты наговорил мне в кафе.
– Убери! – прошипел Фрэнк. – Тут кругом видеокамеры.
– Ладно. Итак, на чем мы остановились? На мне дети, которым я сейчас нужна больше, чем когда-либо. Они столько выстрадали, что, боюсь, еще не скоро оправятся. Мы отсюда уедем – из города, из округа, куда-нибудь подальше. Хватит с нас полиции, газетчиков и всего прочего. Мы начнем все заново, но без тебя. Ты разрушил все собственными руками, Фрэнк. Хоть это-то ты понимаешь?
– Ты забываешь обо мне! По-твоему, моя жизнь не разрушена?
– Ты сам сделал выбор.
– Нет. Ты его сделала за меня. Ты упекла меня за решетку!
Фрэнк понизил голос до шепота, но в нем клокотала та же ярость, что выплескивалась из черной глубины глаз. Дай ему сейчас волю – убил бы наверняка. Но Мишель не испугалась. Отделенная метровой ширины столом, под присмотром молчаливого охранника, она чувствовала себя в безопасности.
– Не могу поверить, что ты меня сдала. Не могу поверить!
– В этом ты, пожалуй, искренен, Фрэнк. Мысль о расплате не приходила тебе в голову. А напрасно. Уж слишком ты уверовал в свою безнаказанность… – Мишель обвела взглядом унылое помещение с решетками на окнах и непрозрачными стеклами, сквозь которые даже неба не было видно. – Так не бывает, Фрэнк. За преступления приходится платить.
– То, что натворила ты, могла сделать только полная дура!
Эту песню Мишель выучила наизусть и не желала ее больше слышать.
– Вот оно, наконец-то! – выкрикнула она, не обращая внимания на предостерегающий жест охранника. – Вечно одно и то же. Мишель тупая, Мишель дура. Тебе почти удалось меня убедить. Почти. Да будет тебе известно, что «дура Мишель» открыла собственное дело. «Дура Мишель» увезет детей в другой город и устроит в хорошую школу. И не кто иной, как «дура Мишель», будет растить их и защищать, не надеясь больше на их папочку, который оказался местным наркобароном и получил по заслугам. – Она задохнулась от яростной длинной тирады. – Я этого не хотела, но раз уж пришлось, я справлюсь, несмотря на всю свою пресловутую тупость. Я уже справляюсь, чтоб ты знал, Фрэнк!
158 
