Слепая от ярости и смятения, которые, как волна во время прилива, прибивали меня вопреки моему желанию к берегу, я шагнула за ним.
– Остановись! Ты наша часть! Ты член семьи – нравится тебе это или нет! Ты должен захотеть простить их!
Я добралась до груды камней, которые делили двор пополам, мой костыль соскользнул, и я тяжело грохнулась на землю.
Я слышала, как охнула мама. Слышала, как она и папа бегут ко мне.
Роан тут же очутился рядом и опустился на колени.
– Ничего, ничего, – повторял он, взяв меня за плечи.
– Не трогай меня. Я тебе сказала, что не хочу, чтобы меня поддерживали. Даже ты. Я не дам снова загнать меня в ловушку. Глупо. Ты приехал домой. Ты сделал это не просто так.
– Пойдем, Холт, – сказала мама со слезами в голосе. – Пусть сами разбираются.
– Я и не вмешиваюсь, – папа был явно растерян. – Но это вряд ли так уж хорошо для нее. Роан, черт тебя подери, ты таскаешь ее где-то, а потом приводишь домой, как тряпичную куклу…
– Холт!
Отец замолчал.
– Посмотри на меня, – сказал Роан.
Я провела языком внутри по губам, проверила, в порядке ли моя челюсть, затем подняла голову и посмотрела на него, как-то сразу утратив все силы.
– Я ничего не могу, – произнесла я, чувствуя, что лечу в пропасть.
Его взгляд разбивал мое сердце. Он поднял руку, с сильными пальцами и крупными суставами, и осторожно отвел со лба мои слипшиеся волосы.
– Ты должна попытаться, – сказал он. – Если я не заставлю тебя, то ты так и будешь сидеть здесь. Давай, пробуй!
Я вся дрожала. Голос его почему-то навел меня на мысль о темном янтаре. Такой же теплый и притягивающий.
– Я помню девочку, которая никогда не позволяла мне уклоняться и прятаться, заставляя верить в себя, – продолжал он, разрывая мне душу.
Он медленно обнял меня. В его объятиях я напряглась еще больше.
– Сколько раз ты видела меня в беде, мерзости, оскорбленным, битым, одиноким?
– Сейчас по-другому.
– Нравится быть беспомощной?
– Нет.
– Тогда вставай. Ты можешь.
Я ухватилась за его руку. Ноги мои были как будто налиты свинцом. Обливаясь потом, еле дыша, не отрывая от него глаз, я оперлась на колено, подтянула под себя другую ногу и отчаянно закачалась. Ночная рубашка прилипла к бедрам.
Роан крепче ухватил мою руку. Его сильные ласковые пальцы твердо сжимали мое запястье. Он потянул меня к себе. Я изо всех сил старалась подняться.
И встала. Встала! Без костылей. Я шаталась, в голове у меня звенело, зубы стучали, но я стояла. Стояла!
Нас объединяла и преданность друг другу, и противостояние.
– Дай мне письма, которые ты писал мне. Привези их сюда сейчас и сиди рядом, пока я не прочту их все до единого.
Он выгнул бровь. Он уже начал устанавливать свои правила.
– Если они тебе нужны, приезжай на озеро.
Я уставилась на него. О, нет, он не уступит ни на дюйм. К нам подбежала Аманда.
– Попроси его остаться. Он будет жить на озере и приезжать к нам в гости. Попроси, тетя Клер.
– Его уже просили, дорогая. Он понимает, что мне трудно, – сказала я. – Он приедет.
Роан улыбнулся и ласково погладил мою племянницу по голове. Перемена в его поведении удивила всех нас.
– Твоя тетя тебя учила, как подлизываться к людям?
Аманда, прижав руки ко рту, ошеломленно молчала.
Легендарный Роан Салливан, сильный и сдержанный, не только дал себе труд заметить ее, но сделал это с таким неподражаемым шармом и добротой, что Аманда растерялась.
– Да, сэр, – ответила она слабым голосом. – Учила. Людям надо говорить то, что они хотят услышать, и они будут есть у тебя из рук.
– Из ее рук как-то ели желтые осы, – пробормотал он. – Она испугалась, но не подала вида.
– Потому что она подлизывалась к ним? – прошептала Аманда. Роан кивнул.
– Я думаю, что она старается подлизаться к желтым осам и сейчас. Следи за ней и, если что, дай мне знать.
– О! Обязательно.
Роан посмотрел на меня.
– Я буду рядом. Ты всегда найдешь меня, если захочешь.
– Это что-то новое, – сказала я. – Найти тебя при желании.
Мне было безумно тяжело смотреть, как он уезжает.
Родители, стоя за моей спиной, молчали. Я повернулась к ним и увидела, что они потрясены, но настроены решительно.
– Мы уговорим его постепенно, – сказал папа.
– Он ждет слишком много от тебя и слишком мало от нас, – сказала мама.
– Он думает, что ты сладкая. Из сахара, – вздохнула Аманда.