Цистерцианский «общепринятый цикл» романов о рыцарях Круглого Стола к началу XIII столетия включал в себя «Историю Грааля», «Жизнь Ланселота», а также множество других преданий об Артуре и Мерлине. На описание Грааля в этих произведениях большое влияние оказали концепции Кретьена и де Борона. В «Истории Грааля» рассказ об Иосифе Аримафейском получает дальнейшее развитие, и в него включены эпизоды из жизни Иосифа на Британских островах. Там же его наследник, епископ Иосиф Сарасский, упоминается как предводитель братства Грааля. Брон (фигурирующий у Робера де Борона как «богатый ловец») появляется в этой книге в образе царя ловцов. Грааль тем временем приобретает вид блюда с пасхальным агнцем. Как в «Истории Грааля», так и в «Поиске Святого Грааля» замок Грааля носит мистическое название Корбеник, то есть «благословенное тело». В «Поиске» Галаад представлен как «потомок благороднейшего рода царя Давида», а также, что еще более важно, в книге указывается на его происхождение по прямой линии от царя Соломона.
Книга «Жизнь Ланселота» (в которой впервые появляется мессир Говэн) продолжает разрабатывать тему Галаада, отводя ему роль сына Ланселота от брака с дочерью Пеллеса. Зовут ее Элейн Корбеник, и носит она титул принцессы Грааля. Сам Пеллес в романе представлен сыном раненого царя ловцов. А в более позднем произведении Мэлори он уже сам является носителем монаршего достоинства.
Хотя образ Артура и появлялся в первых романах, объединенных темой Грааля, но подобающее в литературе место он занял лишь в XIII веке после выхода «Общедоступного цикла». Однако с падением в 1291 году последнего оплота крестоносцев на Святой Земле публика потеряла интерес к легендам Грааля. Только в XV столетии Томасу Мэлори удалось оживить эту тему в своей повести «Сангреаль — благословенная кровь нашего Господа Иисуса Христа».
ЖЕЗЛ ИЕССЕЕВ
Тем временем упоминание Святого Грааля приобрело сугубо символический характер. Даже изобретательные монахи из Гластонбери не могли придумать ничего такого, что имело хотя бы отдаленное отношение к Граалю, по причине того, что до их авантюрной эпопеи с раскопками он не числился среди христианских реликвий. И хотя Роберу де Борону в недалеком будущем предстояло отождествить Сангреаль с чашей, использовавшейся на Тайной вечере, монахи о таковой и слыхом не слыхивали, — не был Святой Грааль упомянут ни в Библии, ни в других канонических писаниях. Более того, поскольку легенды о Граале исходили, главным образом, из-за пределов Англии, не существовало никаких вещественных доказательств их связи с Гластонбери… если не считать, разумеется, их связи с Иосифом Аримафейским.
Итак, дабы еще раз подтвердить свою непревзойденность, святые отцы заявили о находке двух потирных чаш, захороненных, по их утверждению, вместе с останками Иосифа. Прежде об их существовании около 540 года упоминал дядя св. Давида, король Гуинета Мэлгвин, писавший, что
«вместе с телом Иосифа в саркофаге находились две потирные чаши — прозрачная и серебряная, заполненные кровью и потом нашего пророка Иисуса».
Изображения этих чаш запечатлены в оконных витражах храма св. Иоанна в Гластонбери, а также церквей в Лангпорте (Сомерсетшир) и Плимуте (Девоншир).
Потирные чаши, однако, никогда не выставлялись на всеобщее обозрение, и отсутствие видимых доказательств несколько столетий спустя породило совершенно новое гластонберийское предание, вполне осязаемое и различимое визуально, — волшебный колючий кустарник. В 1520 году в местной литературе был описан куст, произраставший в небольшом городке Уэриолл-Хилл, который покрывался свежей листвой и цвел как на Рождество, так и в мае. Сам куст был уничтожен во времена Английской буржуазной революции (1642—1651), но побеги удалось пересадить во внутренний двор. И каждое растение продолжило расти так же, как и раньше. Специалистам-ботаникам удалось определить, что кустарник этот не местного происхождения, и скорее всего его родиной являлся Левант. Так было положено начало зарождению еще одного мифа Сомерсетшира.
В 1716 году один хозяин местного постоялого двора заявил, что необычное колючее растение выросло из посоха Иосифа Аримафейского, посаженного им в землю и расцветшего на Рождество. Мысль о том, что жезл Иосифа должен был буйно зацвести цветами именно в этот день, проистекала непосредственно из пророчества Исаии (11:1): «И произойдет отрасль от корня Иессева [отца Давида], и ветвь произрастет от корня его». На некоторых живописных полотнах религиозной тематики и в части апокрифических писаний посох царственного рода с набухшими почками изображался в руках отца Иисуса — Иосифа.