Последние отзывы

  81  

Волчанов тотчас повернулся в сторону голосов, прислушался.

— Вот сволочь! — прбговорил он негромко. — Опять!

— Что там? — спросил припьяневший, но все еще бодрящийся народный контролер.

— Пошли, покажу!

Пройдя метров двести, Волчанов и Добрынин остановились за росшими тут в большом количестве елями. Замерли, пока глаза привыкали к тому, что высвечивали блики пламени.

Двое мужчин возились у костра, вырывавшегося из большой железной бочки, метрах в семи от младшего лейтенанта и народного контролера.

— Дай еще солярки! — прозвучал грубый голос одного из них.

Зазвучала льющаяся в жестяное ведро жидкость. Потом один поднял ведро и вылил солярку в бочку. Искры и пламя тут же подпрыгнули, на мгновение разогнав над собою темноту. В этой вспышке Добрынин разглядел немного одного из них: был он крепко сбитый, почти квадратный мужик в кожаной куртке с широким небритым лицом и «щеточными» усиками.

— Кто это? — спросил шепотом Павел.

— Говорил тебе, надо авиатоплива выписать! — вклинился тут грубый голос из-за елей. — А теперь что, до утра тут торчать?

— Сволочи! — так же шепотом ответил Волчанов. — Поэт кремлевский Бемьян и его дружок, комендант Смальцев…

— А что они там делают? — поинтересовался Павел. — Греются?

— Хе-э, — громко выдохнул младший лейтенант. — Женщин приговоренных жгут… А может, и не приговоренных, их же никто не проверяет, сук!

— Как это — женщин?! — уже в который раз за этот день опешил Добрынин.

— А так… — выдохнул Тимофей.

— Живых, что ли?

— Нет, сначала расстреливают…

— Ну что? — снова долетел из-за елей грубый мужской голос.

— Что-что, надо еще солярку нести! — ответил второй, сиплый и постарше.

— Ну и иди! — проворчал первый.

Добрынин почувствовал, как в животе что-то неприятно забурлило и на язык вылилась неприятная горечь. Он закрыл рот ладонью правой руки и сделал шаг назад.

— Ты чего? — спросил Тимофей. Павел что-то промычал.

— Пошли, что ли? — спросил шепотом Волчанов.

Контролер кивнул.

У Спасских ворот на выезде стоял военный «газик». Прильнув спиной к закрытой дверце, курил солдат-шофер.

— Ты дежурный? — спросил его строгим голосом Волчанов.

— Так точно! — отрубил солдат, бросив папиросу под ноги.

— Поехали! — скомандовал младший лейтенант. — Садись! — сказал он, повернувшись уже к Добрынину. Сели. Поехали.

— Приедешь сюда завтра в восемь ноль-ноль! Ясно? — приказал Волчанов шоферу.

Тот козырнул и уехал.

В животе у Добрынина восстановился мир, и даже вино из его головы немного выветрилось.

Поднялись они на третий этаж. Добрынин позвонил.

Открыла Мария Игнатьевна.

Разделись, прошли.

Добрынин мысленно хмыкнул, заметив, что его служебная жена поздоровалась с Тимофеем, как со старым знакомым.

— Он уже спит! — предупредила она перед дверьми в спальню. — Потише!

Зашли. Мария Игнатьевна включила торшер, струивший мягкий свет. И все втроем склонились над деревянной коляской, где мирно спал маленький мальчонка, совсем еще младенец.

— Сколько ему? — шепотом спросил Волчанов, глаза его горели необыкновенной добротой.

— Пять с половиной месяцев, — ответила хозяйка.

— Смотри, а волосики уже вьются! — восторженно шептал младший лейтенант.

Добрынин тоже посмотрел на волосики, привлеченный восторгом Тимофея. Действительно, хоть и были эти волосики жидковатыми и редкими, но уже курчавились, вились, словно не мальчик это был, а девчонка.

— А глаза какого цвета? — спросил Волчанов.

— Зеленоватые, — прошептала счастливая мама.

— Завидую я вам! — снова с восторгом шепнул Тимофей, посмотрев сначала на Марию Игнатьевну, а потом на Добрынина. — Ну вы, главное, не останавливайтесь на этом. А иначе ж кому жить при построенном социализме?

Мария Игнатьевна смущенно кивнула. Павел промолчал.

— Вы кушать хотите? — спросила мужчин хозяйка.

— Нет, вы мне лучше постелите уже, — попросил Волчанов. — Я давно не ночевал в семейном уюте. Тут у вас такое все домашнее.

Постелили Тимофею на софе в гостиной. Разделся он по-армейски быстро и сразу лег.

Часов в шесть утра Добрынина разбудил настойчивый звонок в дверь.

В одних черных трусах Павел прошел через гостиную, заметив, что Волчанов спит крепким сном, накрывшись одеялом с головою. Открыл дверь.

В проеме стояли двое — красноармеец, бывший когда-то милиционером, и Ваплахов, имевший замученный опухший вид и густую седину в волосах.

  81