Особенно,... 
75 
— А чай будет?
— Так я же принес! — слегка раздраженно сказал «приставник».
Левой рукой Марк нащупал миску, подравнял ее по линии своего лица и придвинул поближе к краю стола. Стал кушать. Каша была горячей и поэтому вкусной.
— Тут много людей? — спросил через минутку Марк. Парлахов покрутил головой и после паузы ответил:
— Восемнадцать.
Марк кивнул. Съел еще три ложки каши.
— И женщины есть? — снова спросил Парлахова.
— Все женщины, — ответил тот.
— Так что, этих засекреченных нет тут?
— Вроде нет.
— Так, может, я повязку сниму?
— Нельзя! — строго сказал Парлахов. — А вдруг они зайдут и ты их увидишь?
— Да… — согласился с доводом Марк и снова занялся кашей.
Потом медленно поводил левой рукой над столом, разыскивая чай. Нашел. Отпил. И так хорошо ему стало.
— Давай Кузьме немножко теплой каши возьмем? — предложил он «приставнику».
— Бери! — сказал тот.
— А во что?
— А хоть в руку! — бросил Парлахов.
Марк быстро допил чай.
Потом тяжело вздохнул. Залез правой рукой в миску с недоеденной еще горячей кашей, зачерпнул полную ладонь и застыл так, думая.
— Помоги, а? — снова обратился к «приставнику».
— Че помочь?
— Перчатку на правую руку надеть, чтоб каша не остыла… в правом кармане перчатка.
С грехом пополам натянул Парлахов на правую руку перчатку. Хорошо еще, что перчатки Марку выдали размера на три больше, и рука в ней поместилась свободно, и каша в ладони не рассыпалась.
Вышли на улицу. Там уже «приставник» снял с глаз Марка повязку, и вернулись они в свой сорок пятый барак.
Кузьма, казалось, был очень рад теплой пшенке. Клевал ее с аппетитом и удовольствием. Марк сидел рядом и наблюдал за любимой птицей, вместе с ней радуясь.
Потом немного порепетировали и двинулись в сторону энского завода.
Как только за деревянной серой улицей показался такой же деревянный серый забор, Парлахов натянул на глаза Марку повязку, Марк взял своего «приставника» под руку, и пошли они уже медленнее.
Со стороны для незнающего, в чем дело, человека эти двое показались бы странной парочкой: оба в шинелях, но один с завязанными глазами и с зачехленной клеткой в левой руке. Но со стороны никого не было. Улица была пустынна и тиха.
— Осторожно, ступенька и порожек! — предупредил «приставник», разворачивая Марка вслед за собою налево.
Это была проходная. Марк слышал, как Парлахов докладывал какому-то военному об их прибытии, разворачивал свои и Марка документы. Потом снова двинулись, уже по территории энского завода. Тут уж каждую минуту Марк слышал: «Ступенька, лестница, ступенька вниз…» Наконец остановились.
— Где мы? — поинтересовался шепотом Иванов.
— В помещении завода, — сухо ответил Парлахов. — Дай клетку! — через минуту уже другим, более оживленным голосом приказал «приставник».
Еще через пару минут Марк ощутил на своем правом плече цепкие лапки Кузьмы.
— Что, уже? — прошептал вопрос Марк.
— Через пару минут. Еще не все собрались! — спокойно прошептал ему в ответ Парлахов.
Марк замер и ждал. Уже привычная, но такая неприятная темнота его наглазной повязки заставила закрыть глаза. Где он сейчас стоит? Кто на него смотрит? Что он здесь такое? Может, и прав был тот толстяк в Крыму, в санатории «Украина», который потом вместе со статуей разбился? Что он тогда говорил? Что Марк паразит? Что на птице паразитирует?
— Дорогие и самоотверженные товарищи труженики энского завода! — отвлек Марка от тяжелых размышлений голос Парлахова. — Родина помнит о вас. Родина знает о вашем героизме! И вот сейчас, в эти минуты пересменки перед вами выступит московский артист Иванов с попугаем Кузьмой. Пусть это короткое выступление поможет вам на минуту забыть о тяготах и лишениях и вспомнить о ваших близких, о тех из них, кто защищает нашу великую страну от немецкофашистского врага!
Марк сосредоточился, не открывая глаз. Выждал паузу. Потом произнес достаточно громко: «Ну, Кузьма, говори!» Микрофона здесь, конечно, не было, но по громкости голоса Кузьмы Марк понял, что помещение это небольшое.
На улице полночь. Свеча догорает. Высокие звезды видны, — декламировал Кузьма. — Ты пишешь письмо мне моя дорогая, В пылающий адрес войны… Как долго ты пишешь его, дорогая, Окончишь, и примешься вновь…
Марк улыбнулся. Выступление началось нормально. Еще ни разу в жизни Кузьма не подвел его, но все равно перед каждым концертом Иванов чувствовал волнение: все-таки действительно сильно зависел он от птицы, от этой красивой умной птицы…
75 
