Особенно,... 
58 
Рабочих с поездом приехало человек двенадцать. Кроме Тауфенбаха и его заместителя, стоял здесь за столом и еще один явно не рабочий человек: в очках, постриженный ежиком, уже немного отросшим, тонкогубый и тонконосый. Как узнал Добрынин чуть позже, звали этого человека профессор Сикальский, был он москвич, а к ним с поездом был послан для проведения проверки сопротивляемости ископаемого мяса протуханию, так как узнать это было чрезвычайно важно для организации правильной его транспортировки и выбора маршрута.
Прошло, может быть, только полчаса, а из шумного застольного многоголосья Добрынин уже знал, что далекого предка товарища Тауфенбаха вывез из Германии в Россию кто-то из свиты Петра Первого, что Сикальскому прямо в этом поезде несколько дней назад исполнилось 45 лет, что почти месяц назад, прокладывая рельсы еще по сибирской земле, обнаружили рабочие поезда странное детское кладбище, где были похоронены, а точнее — только присыпаны снегом, мальчишки в военной форме с буквами «СУ» на нарукавных нашивках. Узнал он из этого многословного букета разговоров, перебиваемого время от времени быстрыми, как вдох, тостами, и много другого. И все было народному контролеру интересно: и «новости полей», и то, что война продолжается и Красная Армия на всех фронтах специально отступает, заманивая врагов в гиблые места, как уже случилось когдато с армией Наполеона, и то, что особо полезной оказалась кровь, недавно собранная у населения во время всесоюзной кампании.
Отвлекшись, больше из-за усталости ушей, чем от потери интереса, народный контролер заметил, что в углу теплушки на расставленных под стенкой табуретах сидят и дремлют некоторые участники праздника, в том числе и Дмитрий Ваплахов. Там же заметил Добрынин и еще одну пустующую пока табуретку. Потихоньку отошел народный контролер от стола и опустился на нее. Прильнул спиной к стене — в оленьем кожухе было тепло и уютно, хотя и воздух в теплушке тоже был теплым, ведь стояла здесь такая же печурка — изобретение советских химиков, печурка, не нуждавшаяся ни в дровах, ни в угле. Заползло в его душу ощущение настоящего счастья. И заснул народный контролер.
И увидел сон, в котором падали какие-то черные камни на белый снег. Падали и прожигали этот снег с шипением, и уходили куда-то в землю. Долго длился каменный дождь, и привыкли к этому жившие рядом люди. И привыкли к тому, что иногда эти черные камни попадали в дома и убивали кого-то из жителей.
После того, как все проснулись, в этой же теплушке начальника поезда провели общее торжественное собрание, на котором звучали в общем-то те же самые тосты, что и прошлым вечером, только в этот раз никто спирт не пил. Под овацию рабочих товарищ Брузе вручил товарищу Калачеву пакет из Москвы. Потом говорил профессор Сикальский, то и дело поправляя съезжавшие с тонкого носа очки. Говорил он о важности поставленной перед ними задачи, о бережливости, об особой ответственности, самоотверженности и большом доверии. Из его пересыпанного неживыми словами выступления понял Добрынин, что и геологи, и рабочие остаются здесь «вплоть до особого распоряжения Кремля». Что «должны они приложить все усилия» к «максимальному извлечению ископаемого мяса из ледникового грунта» и заготовить его из расчета на уже находящийся в дороге специальный товарный состав, который повезет это мясо в столицу, на фронт и в другие города. Уже комплектуются, говорил Сикальский, такие товарные составы, и будут приходить они за мясом регулярно, но все равно у рабочих «будет достаточно времени» для заготовки мяса к «каждому очередному» составу, так как дорога построена одноколейная, и пока груженый состав вернется на узловую станцию, а новый подойдет — пройдет не меньше восьми дней.
Нераскрытый пакет из Кремля дрожал в руках у Калачева, слушавшего Сикальского очень внимательно. Все больше и больше узнавая о будущем со слов профессора, он бледнел, губы его кривились, взгляд был потухшим и глубоко несчастным. То же можно было сказать и о трех других геологах. А радист Горошко, сидевший на том же табурете, на котором он и заснул вчера, вытирал слезы, сбегавшие на пухловатые розовые щеки.
После собрания геологи пошли к своему вагончику. Следом направились и Добрынин с помощником.
Уселись за ящиком-столом. Калачев только тут, в своем вагончике, раскрыл пакет, сорвав с него сургучную печать и бросив ее под ноги. Молча прочитал.
— Ну что? — полушепотом спросил Дуев.
58 
