Мейлин гордо задрала подбородок и с вызовом посмотрела на него.
– Да.
– Ну что же… Начался он довольно многообещающе. Однако довольно быстро все кончилось разочарованием. А как твой уик-энд, Мейлин? Ты довольна? Исполнились все мечты?
Как она и думала, Сэм разочарован. И хотя его сердце тогда страстно билось, она все-таки не смогла удовлетворить его. Тем не менее ей удалось сохранить гордый вид, и она ответила:
– Все было отлично.
– Все, чего ты хотела?
– Разумеется.
Его ковбойская ухмылка снова становилась соблазнительной и хищной.
– Ну что же, с тобой еще не все кончено, далеко не все.
Что он имеет в виду? Что он снова хочет встретиться с ней? Чтобы ласкать и целовать ее, и дать ей еще один шанс, несмотря на то, что разочарован? И если это так, то как ей поступить? Согласиться?
– Ты хотел, чтобы мы снова встретились, Ковбой? Ее голос был так же робок, как и выражение ее глаз.
«Да, – решил Сэм, – это верное доказательство того, какая она великолепная актриса и с каким мастерством овладела моей душой». Она отлично понимает, какую боль причинила ему своим внезапным бегством, и вот теперь, решив получить от него новое удовольствие, она снова здесь, как ни в чем не бывало, готовая соблазнять, зная, что для него она гораздо привлекательней в роли неуверенной куртизанки, чем в роли роковой соблазнительницы.
Она отлично исполняет свою роль, Сэм не мог не признать этого. И когда он двинулся к ней, ей удалось подпустить еще муки в свои неуверенные глаза.
После того, как Мейлин Гуань бежала из его постели, Сэм Каултер не мог даже вообразить, что сможет когда-либо прикоснуться к ней. Но теперь он не устоял – сжав ее лицо ладонями, он любовался выражением робкой надежды и желания в ее зеленых глазах.
И тогда, когда он ясно прочитал в ее глазах, что она снова хочет от него страсти, но одной лишь страсти, без любви, Сэм очень тихо ответил: – Нет, Джейд, я бы этого не хотел.
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
«Нефритовый дворец»
Понедельник, 6 декабря 1993 г.
Строительная бригада «Нефритового дворца» работала всю ночь, чтобы снять леса и защитную сетку, и когда первые бледные лучи зимнего солнца упали на залив Виктории, они высветили на его берегу сверкающий изумруд.
В этот исторический понедельник время в Гонконге остановилось; казалось, город забыл о неумолимом ходе времени. Банкиры Центра забыли о своих миллиардных сделках и присоединились к толпам на Черном пирсе. Кое-кто из них даже решил побездельничать подольше и воспользовался паромом, чтобы взглянуть на отель поближе. Весть о снятии лесов мигом облетела территорию, и хотя отель был выстроен на века, а до официальной презентации оставалось еще три с половиной недели, все желали немедленно увидеть этот шедевр архитектуры.
Люди приезжали из Чжай Ваня, Тай О, Сань Тиня, Облачных холмов. Через пару часов после снятия сетки гонконгские дельцы быстро начали извлекать из этого нового паломничества прибыль. Джонки, сампаны и валла-валла выстроились вдоль обеих набережных, готовые за небольшую плату доставить пассажиров прямо к стенам Дворца. Это стало большим облегчением для оказавшейся перегруженной паромной линии и одновременно кошмаром для судоходства в заливе: и так перегруженная гавань оказалась переполненной судами, то и дело возникали критические ситуации, так как даже самые опытные лоцманы оказывались завороженными этой нефритово-белоснежной сказкой, возникшей на берегу залива.
Предприимчивые фотографы мгновенно наладили производство открыток с видом новой достопримечательности, которые продавались уже с полудня в понедельник, а во вторник утром появились всевозможные сувениры – от футболок с ее изображением до эмалевых пластинок, их производство положило начало новому буму в сувенирной промышленности Гонконга.
Интерес к отелю возрастал с каждым днем. Люди возвращались, чтобы снова и снова увидеть отель, это превратилось в своеобразный ритуал. Во вторник утром погода резко ухудшилась, солнечное тепло сменилось холодным туманом, но несмотря на необычайную для зимы влажность, залив перед отелем и тротуары Солсбери-роуд были переполнены лодками и зеваками даже больше, чем в понедельник.
Гонконг получил новый храм, сияющий памятник самому себе, своему величию, мужеству, своей душе. Казалось невозможным, чтобы его бриллиантовый свет погас.