Особенно,... 
223 
«Я люблю его всем сердцем. Я люблю его все больше с каждой минутой, каждым воспоминанием, которые преследуют меня длинными бессонными ночами».
— Существуют такие проблемы, о которых я не могу говорить, — ответила она. — Вам необходимо поверить. Жаль, что я доставила вам столько огорчений…
— И еще так скоро после Сабрины! — воскликнула Лаура. — Ты могла бы подождать и не наносить нам сразу второй удар.
— Да, мама. Я об этом не подумала. Я прошу прощения.
— Мне не надо твоего сарказма…
— Что ты будешь делать, — прервал ее Гордон, — одна в Лондоне?
— Я вошла в партнерство с Николсом Блакфордом, чтобы управлять «Амбассадором», Я оставляю себе дом Сабрины, заведу друзей, создам новую жизнь.
— Ужасно, — простонала Лаура, — ужасно. Последнее, чего мы могли ожидать. Мы были так в тебе уверены.
— Да, знаю. Мне очень жаль. Я вас подвела.
— Но ты ведь, конечно, вернешься. Ты все обдумаешь и потом вернешься к своей семье. Женщины сейчас так поступают, об этом все время читаешь где-нибудь: кто-то, кто была, казалось, совершенно счастлива, вдруг поднимается и решает, что ей нужно жизненное пространство, неизвестно только, что это такое. Большинство из них имеет в виду, что хотят любовника. Ты этого хочешь?
— Нет.
— Что ж, если тебе это надо, заведи его, переболей, потом выбрось из головы и вернись к семье. Если ты не ищешь любовника, чего ты ищешь? Карьеру? У тебя была карьера, это маленькое заведеньице, как оно там называлось, «Коллекция»? Ты что, ищешь новую карьеру?
— Нет.
— Тогда чего добиваешься? Чего ты хочешь достичь, живя в доме Сабрины и занимаясь ее магазином? — Сабрина не отвечала. — Стефания? Стефания? Ты пытаешься притвориться, что ты Сабрина? Я помню, как ты все говорила о ее блестящей жизни в Лондоне, ее успехах… И я, помнится, поощряла тебя… Ты это хочешь сделать? В конце концов, после всех этих лет превратить себя в Сабрину?
— Мама. — Голос Сабрины невольно звучал не то рыданием, не то смешком. — Я пытаюсь быть собой.
— А ты знаешь, кто ты такая? — спросил Гордон.
— Не всегда, — ответила она, — но пытаюсь узнать.
Как просто это прозвучало: «Пытаюсь узнать».
«И я узнаю, — сказала она себе на следующий день, когда взяла-таки и поехала на Кенсингтонское кладбище. — Это займет немного времени».
Она медленно подошла к маленькому холмику земли, на месте, где они все недавно стояли. Кладбище, как и помнилось ей, было серым и мокрым, оно будто расплывалось в тумане, смягчавшем и менявшем очертания надгробий. Капли дождя на листьях, прозрачные, как слезы, и лужицы на дорожках, как зеркальца, отражавшие стремительный бег облаков, серые на сером.
Она стояла у могилы, позволив воспоминаниям свободно течь, сплетаться и расплетаться: детство, школьные годы, «Джульетты», визиты в Нью-Йорк, поездки в Лондон, две сестры — всегда рука в руке. Но скоро промозглая сырость пробралась ей под пальто и костюм. Она начала дрожать и, повернувшись, зашагала прочь. Около ворот из ожидающей машины вышел высокий мужчина.
— Ваша домоправительница сказала мне, что вы здесь, — произнес Дмитрий. — Можно мне отвезти вас домой?
Она посмотрела на его худое лицо, темные глаза под редкими бровями, глубокие морщины по обеим сторонам твердого рта. Его рука была протянута к ней, чтобы помочь ей сесть в машину. Она помнила мальчика, заставлявшего себя быть храбрым, пока люди в тяжелых сапогах обыскивали его комнату и грохотали ими по крышке погреба, где он прятал двух американских девочек. «Он хочет защитить меня», — подумала она. Но глаза его смотрели мягко и ненавязчиво. Он предлагал дружбу.
— Да, — ответила она, — мне хочется, чтобы меня подвезли домой.
Глава 22
Никто не встретил самолет Гарта из Нью-Йорка. Никто не ждал его еще два дня. Он уехал из отеля во вторник рано утром, сообщив Рольфу о том, что не будет на совещании исполнительного комитета, и улетел первым самолетом в Чикаго. Он не выспался, и от усталости все казалось ему каким-то чрезмерным: слишком громким, слишком ярким, голоса резко отражались от стен и пола. Но дома, когда он отпер дверь и вошел внутрь, тишина буквально подавила его. Пустой дом. Пенни и Клифф в школе. Его жена мертва. Самозванка в Лондоне. Пустой молчащий дом.
Он стоял посреди кухни и не знал, за что браться. Казалось, ничего из того, что приходило ему в голову, не стоило делать. Он оглядел аккуратную кухню, посмотрел на диван и низкий столик, на котором рисунки Пенни лежали рядом с книжкой, которую читала Стефания, на стол, где они завтракали. В его памяти ярко встала картина: поздний вечер, в доме тихо и темно, Пенни и Клифф спят, а они со Стефанией сидят за круглым столом и едят тыквенный пирог с одной тарелки.
223 
