Он видел, что Лорен была просто поражена нищенскими условиями, в которых он существовал, но она сумела это скрыть.
– Да, это дыра, – сказал он с заносчивой усмешкой, – но ведь никто и не обещал тебе Белый дом?
Она сделала вид, что говорит серьезно:
– Ну, тогда мне, наверное, лучше уйти. – Да?
– Наверное.
– Да неужели?
– Вероятно!
– Иди сюда.
– Зачем?
– Ты знаешь зачем.
Он упал на матрас и потянул ее к себе. Они начали целоваться, сначала медленно – наслаждаясь вкусом друг друга, – затем все чаще, пока не захотели большего.
Он просунул руки под ее свитер и нащупал грудь.
– Я так соскучился по тебе, – прошептал он, просунув руки под лифчик и стараясь сосредоточиться мысленно на чем-то еще, чем то, что он сейчас чувствовал.
– И ты тоже? – сумела она выговорить.
Он стащил с нее свитер, расстегнул лифчик и стал целовать ее грудь, трогая языком то один сосок, то другой.
Она вздохнула – то был долгий протяжный вздох.
И они уже не могли совладать с собой. Они перешли грань прежде, чем кто-либо из них успел помедлить и осознать, что происходит, хотя она заранее решила, что попросит его пользоваться презервативом… До того ли было сейчас? Это не имело значения. Ничто не имело значения, кроме слияния воедино двух тел.
Теперь он был настойчивее, чем раньше, – он овладел ею одним энергичным рывком, и начался сумасшедший полет, такой яростный и самозабвенный, словно от этого зависела вся его жизнь. А так как она теперь знала, что может почувствовать, то отвечала ему с такой жаждой и раскованностью, которых даже не подозревала в себе. Вместе они мчались вскачь, пришпоривая страсть, пока она не достигла высшей точки,
помедлила там несколько потрясающих секунд и затем плавно-плавно сбавила скорость и, наконец, замерла.
– О Иисусе! – воскликнул он. – Такого еще не было никогда!
– Правда?
– Правда!
– И у меня тоже.
– Иди ко мне, «и у меня тоже».
Она свернулась как ребенок в его руках, уставшая и потная, и заснула блаженным сном.
Когда она проснулась, было уже за полдень, он лежал на спине рядом, заложив руки за шею. Тихонько она провела пальцами по его груди, тронула ее языком – сначала нерешительно, потому что не знала, понравится ли ему. Он явно был доволен, и она отдалась этой забаве, полизывая, и посасывая, и дразня его мелкими нежными укусами.
– Где же ты этому научилась? – спросил он и простонал.
– Гм… ты хочешь знать где?
– Ага, – он коснулся ее груди, но она отвела руку прочь. – Да, хотел бы!
– Лежи и наслаждайся, – сказала она, медленно и как бы лениво прокладывая дорожку поцелуев все ниже и ниже, пока не коснулась его напряженной плоти.
– Лорен, ты вовсе не должна, если не хочешь…
– Нет, должна, – прошептала она, дразня его языком, – потому что я этого хочу.
Уже перед вечером оба наконец поняли, что пора уходить.
– Ты бы лучше оделась, – сказал он, желая, чтобы можно было лежать с ней вот так вечно.
– Э… а где у тебя ванная?
– Прямо не знаю, как тебе сообщить, но у нас таковой не имеется. – Она решила, что он шутит, и засмеялась.
– Нет, серьезно говорю, у нас нет.
– Нет ванной?
– Извини.
– А где ты принимаешь душ?
– На заправочной станции. Это, конечно, не совсем душ, но я не хочу вдаваться в подробности.
Ей стало неловко – зачем она спросила, она не хотела смущать его.
– Может быть, мы сумеем встречаться здесь каждую неделю, – сказал он, вставая и натягивая джинсы, – только ты и я, вдвоем в целом мире.
– Но я не могу слишком часто пропускать уроки.
– Джордж тоже, конечно, будет не слишком доволен, если я стану регулярно смываться с работы.
– Ник, – и она пристально посмотрела на него и стала вдруг очень серьезна и сдержанна. – А что, если я?…
– Что ты! Это исключено. Я вовремя ушел.
– Да? – с облегчением спросила она.
– Ну, конечно же. Я не стану этим рисковать.
– Слава Богу!
– Эй, между прочим, ты должна мне верить. Ты же знаешь, что я…
– Ну скажи! Он улыбнулся:
– Люблю тебя.
Она тоже улыбнулась и нежно коснулась его лица:
– Да, знаю.
– Что было сегодня в школе?
– А? – переспросила Лорен, пытаясь проскользнуть мимо матери, которая стояла в прихожей, загораживая лестницу.
– В школе! – повторила Джейн Робертс.
Если бы Лорен не торопилась так попасть наверх, она бы заметила, каким странным, напряженным тоном говорила мать.