111 
– Нет, не может быть, – побелевшими губами прошептала Холли, словно умоляя его сказать, что все это неправда. Потом радость от того, что отец не погиб во Вьетнаме, все же пересилила, и она едва слышно проговорила: – Наверное, он пытался отыскать меня... но не мог.
– Он ищет тебя до сих пор, Холли, – мягко сказал Джейсон. – Он верит, что в один прекрасный день ты все же найдешься.
Холли захлестнули противоречивые эмоции. Она задыхалась от радости, боли, счастья и горя одновременно.
– Значит, он жив, – сдавленно прошептала она.
Но где же он, Джейсон?
– Он живет всего в нескольких милях отсюда.
– Так вот к кому ты ездил сегодня утром!
– Да, именно к нему.
– Значит, ему известно, что я жива, и он ждет меня, – лихорадочно пробормотала она, вставая с дивана.
– Ничего подобного, – спокойно возразил Джейсон. – Он не знает, что ты здесь. Он даже не знает, что мы с тобой... знакомы.
– Ты ему ничего не сказал?
– Нет. Сначала я хотел убедиться в том, что и ты хочешь снова увидеть своего отца.
– Но почему я должна не хотеть этого? – удивилась Холли.
– Теперь это уже не имеет ровно никакого значения. Почему бы нам не отправиться к твоему отцу прямо сейчас?
Во время недолгой поездки Джейсон рассказал ей все, что ему удалось узнать о Лоренсе Элиоте. Он рассказал ей и о Кэролайн, и о том, что они с Лоренсом, судя по всему, сильно любят друг друга.
Когда они подъехали к дому Лоренса, Холли повернулась к Джейсону и прошептала:
– Спасибо тебе...
Когда Кэролайн увидела подъехавшую к дому машину, ее сердце сильно забилось, предчувствуя что-то очень важное. Потом она увидела Джейсона Коула, открывавшего пассажирскую дверь. Оттуда появилась молодая женщина с золотистыми, кудрявыми волосами, и Кэролайн чуть не, заплакала от радости.
Открыв дверь перед светловолосой незнакомкой, она едва сумела прошептать:
– Боже... Холли!
– А вы... Кэролайн? – осторожно спросила та.
К Кэролайн наконец вернулся дар речи, и она сказала
– Да, меня зовут Кэролайн. Я очень люблю вашего отца и готова была жизнь отдать за этот момент... за момент вашего возвращения, Холли! – Едва справляясь с горячими слезами счастья, она показала рукой в сторону двора: – Он там, Холли... Он в конюшне... Идите к нему!
В конюшне пахло свежим сеном. Этот запах мгновенно перенес Холли в далекое детство, когда отец приводил ее в конюшню, чтобы она могла погладить бархатную морду пегого пони.
Лоренс стоял у дальнего стойла, ласково разговаривая с лошадью. Холли тут же вспомнила чудесное ощущение от прикосновения к мягкому бархату лошадиной морды.
– У нее такой мягкий нос, – вслух произнесла она чудом всплывшую из глубин памяти детскую восторженную фразу.
Сильная спина Лоренса напряглась и замерла. С самого утра он думал и говорил. о своей пропавшей дочери, и вот теперь, когда он зашел в конюшню проведать больную лошадь, к нему явился ее призрак и даже заговорил с ним, повторяя давние детские слова. Лоренс нисколько не испугался призрака, но его смутил не совсем знакомый голос. Этот голос принадлежал не девочке, но молодой женщине.
Он резко повернулся...
Перед ним стояла его златокудрая дочь!
– Папочка! – выдохнула она по-детски и залилась слезами счастья.
Они медленно прошли через цветущий луг и уселись на пригретую солнышком зеленую травку на берегу ручья.
Здесь, среди дурманящего аромата луговых цветов и тихого плеска голубых волн прозрачного потока, Холли и Лоренс рассказывали друг другу о своей жизни, интуитивно стараясь не говорить о том, что могло причинить боль.
Лоренс рассказывал, как стал ветеринаром, о том, как недавно принимал роды у Кати, о чудом – выжившем ее последнем щенке и, в конце концов, о своей любви к Кэролайн. Но он не сказал Холли ни слова о семи годах мучительного плена во вьетнамских джунглях. Не рассказал он ей и о том, как многие месяцы в отчаянии бродил по улицам разных городов в тщетной надежде отыскать пропавшую дочь, как при виде девичьих золотых волос у него начинало бешено колотиться сердце и каким горьким было разочарование, когда он понимал, что это опять не Холли...
А Холли рассказала отцу? как стала писательницей, о том, что живет теперь среди дикой северной природы на Аляске. Но она не сказала отцу ни слова о тех страшных годах, когда она не жила, а существовала и выжила только потому, что создала для себя вымышленный мир счастья и добра.
111 
