113 
Он первым отвел глаза, но сделал это ровно, почти небрежно, с большим интересом бросив взгляд через плечо на вестибюль.
– Кто бы мог подумать, – сказал он игриво, поворачиваясь к ней. – Маленькая Анна, которая никогда не причесывалась, живет здесь, юрист, выигрывающий процессы. И великолепная женщина. Мои поздравления; кажется, уход из дома именно то, что тебе было нужно.
Она смотрела на него пустыми глазами.
– Жаль, что ты ушла тогда; я скучал по тебе, – сказал он. – Тяжело, когда семья лишена удовольствия видеть, как молоденькая девушка становится женщиной. Мы хотели бы разделить это с тобой, помочь тебе по возможности. Куда ты поехала тогда?
Анна молчала.
– Ну, хорошо, – вздохнул Винс. – Знаешь, все мы беспокоились о тебе. Каждый раз когда нам в руки попадала газета с очередной ужасной историей о девушках, которые сбежали из дому и кончили на улицах; наркотики, проституция, жертвы убийц; из-за этого мы ночей не спали, особенно, Итан.
Он гладко продолжал рассказывать о детективе, двоих детективах, но Анна едва слушала его. Винс улыбался и разговаривал, жестикулировал, как будто чувствовал себя вполне удобно, как будто не было никаких последствий того, что он сделал в прошлом. А может быть, в этом заключался его опыт прошедших двадцати четырех лет, с тех пор, как она видела его в последний раз. Время не коснулось его.
– Это не самое лучшее место для частной беседы, – сказал Винс, когда люди прошли мимо них к лифту. – В твоей квартире было бы лучше.
– Нет, – решительно ответила Анна.
– Хорошо, тогда кофе? Здесь в этом здании должен быть ресторан или кафе. Пойдем?
– Мы останемся здесь.
Он снова осмотрелся. Был конец рабочего дня и непрерывный людской поток тянулся через вестибюль. Он наклонил голову, милостиво соглашаясь.
– Как тебе угодно. – И откинулся в кресле. – Сегодня я ждал Дору, когда она выходила из твоего офиса; попозже мы поужинаем. Конечно, она регулярно мне звонит, – я уверен, ты знаешь об этом, – и рассказала мне о сегодняшнем совещании. Я подумал, что надо бы мне приехать, подбодрить, может быть, утешить. Но ей не нужно ни то, ни другое; она говорит, что ты все провела великолепно. Полагаю, это значит, что ты была исключительно профессиональна в работе; Дора мало кому отдает должное. Четверть миллиона, сказала она, и дом. Неплохо, учитывая, что не надо для этого идти в суд. И ты не допустила к делу средства массовой информации. Я очень ценю это, хорошо с твоей стороны принять во внимание мое положение. Дора сказала, что говорила с тобой об этом.
– Чего ты хочешь? – спросила Анна.
– Да, конечно, ты должно быть торопишься; уверен, друзья ждут тебя, чтобы отпраздновать победу. – Он снова улыбнулся ей. – Меня мучает любопытство, почему ты вернулась после такого долгого отсутствия? Я могу понять – просто что ты захотела приехать на похороны Итана. Меня всегда забавляет, когда люди считают, что должны засвидетельствовать почтение, или они думают, что делают это, тому, кто умер и, следовательно, пользы от этого никакой. Но ты сделала больше; ты поехала в Тамарак с Гейл. И стала адвокатом Доры. Почему?
– По моим собственным соображениям, – ответила Анна. – Они не имеют к тебе никакого отношения.
– Но ты знаешь, что имеют. Все, что случается в моей семье, имеет ко мне отношение. Я знаю, как действуют люди; они действуют политически. Ты пытаешься вступить в союз с моими родственниками, расположить их к себе и напасть на меня, находясь под их защитой.
– Напасть на тебя? – Она покачала головой. – У меня нет никакого намерения нападать на тебя.
– Это ложь, – мягко сказал он. – Я знаю, чего ты хочешь, ты хочешь уничтожить меня. Тогда зачем бы тебе возвращаться? Ты долго ждала, пока я не оказался на видном месте, пока не стал уязвим для слухов и сплетен, тогда ты и вернулась. Дождалась, когда срок, на который я был избран, почти подошел к концу, пока не подошло время моей кампании по переизбранию на второй срок, а теперь используешь Дору и Гейл, чтобы добраться до меня.
Так как Анна молчала, он продолжал в почти интимном тоне беседы.
– Я тебя знаю, Анна, я тебя понимаю. Ты была неуклюжим ребенком, а я сделал из тебя женщину. Но ты была слишком юной, чтобы оценить это. И никогда не понимала, что я сделал для тебя. Я дал тебе образование, так же как дал тебе образование Гарвард. Знаешь, здесь нет разницы, тебе нужно было многому научиться и ты училась у специалистов. Если бы я не взял тебя в руки, ты бы кончила с каким-нибудь прыщавым подростком со скобами на передних зубах который лапал бы тебя на заднем сиденье машины. Гораздо лучше для тебя было научиться у меня. И тебе это нравилось; ты это любила. Долго. Потом, как я предполагаю, встретила кого-то еще, и решила, что я тебе надоел, поэтому обвинила меня перед всеми. Но не упомянула, что тебе это нравилось. Женщины стирают из памяти то, что им больше не нужно, они помнят только то, чего хотят. Как злость, например. Они помнят это лучше всего. Они питаются ею, как пауки. И еще они хотят мести. Посмотри на себя, мой паучок, ты ждала все эти годы, чтобы прыгнуть на меня. Ждала, пока я стану уязвимым.
113 
