Когда я прилетал в Вашингтон, то всегда останавли-вался в отеле, а не в Белом доме. Это я сам так решил. Белый дом был миром Эдвины и Ала, а не моим. В этот раз я вышел из лифта на жилом этаже с большой плете-ной корзиной в руках и поставил ее на позолоченный столик.
Рядом со мной сразу возникла одна из помощниц Эдвины.
— Полковник, миссис Джекобс немедленно выйдет к вам.
Она посмотрела на корзину. Двадцать фунтов пиро-гов с яблоками, яблочных рулетов, пончиков с яблока-ми, яблочных кексов и бог знает что еще лежали внутри в пластиковой коробке, перевязанной красной лентой с пышным бантом. Хаш попросила меня передать это в подарок Эдвине.
— Она может посмеяться над этим или плюнуть на мой подарок, — сказала Хаш. — Но у нас с ней общий внук, так что я обязана послать подарок. Это одно из моих правил.
— Я отвезу, — согласился я. — Она не будет смеять-ся. Ничего больше обещать не могу.
— Вы храните верность, — заметила Хаш, глядя мне в глаза, пытаясь разглядеть меня настоящего. По ее го-лосу я не сумел определить, что это было — угроза или вопрос.
Я отвернулся. Мне почему-то легче было смотреть в лицо врагам в джунглях.
— Мне можно доверять. Я настоящий бойскаут.
— Посмотрим.
— Что это такое, позвольте узнать? — помощница подозрительно разглядывала корзину.
Я сказал ей. С нейтральным выражением лица она надавила пальцем на целлофан и, изогнув бровь, прочи-тала надписи на пакетах.
— Этот «маленький домашний подарок» проверяла секретная служба?
— Да.
Люсиль Олсен наблюдала, как миссис Тэкери собирала его.
— Я полагала, что у этой женщины есть работники, чтобы заниматься такими вещами вместо нее.
— Это персональный подарок.
— Эта Тэкери — презентабельная женщина? Обра-зованная?
— Почему бы вам не позвонить ей и не спросить у; нее самой? Она обрадуется, если узнает, что здесь о ней еще не все известно. И это после того, как за ней шпио-нили Эдвина и ее приспешники.
— Мне никогда не нравились ваши грубые шутки.
— Я не шучу.
Помощница ушла, оставив после себя аромат доро-гих духов и атмосферу неодобрения. Я кивнул агентам секретной службы, они кивнули мне в ответ, и я прошел в гостиную, которую Эдвина обставила в «деревенском» стиле. То есть в стиле французской деревни.
— Мне пришлось отправить моего любимого Людо-вика XIV к матери в поместье, — объяснила тогда Эдви-на. — Наши советники решили, что иначе я буду слиш-ком похожа на Марию-Антуанетту.
Лишь клюшки для гольфа и фотография моего деда Джекобса на камине указывали на то, что Ал живет в Белом доме вместе с Эдвиной.
Я прекрасно понимал, что именно ее блестящее руко-водство избирательными кампаниями и создание имид-жа привели их в Белый дом. Она защищала и контроли-ровала Эдди. Это было мудро. До определенного мо-мента. Эдвина зашла слишком далеко, борясь со страхом, который я впервые увидел в ее глазах в тот день в парке, когда я убил человека. Ее цинизм и недоверие достигли ужасных размеров. Теперь она подозревала во всех смертных грехах Хаш и Дэвиса Тэкери.
Я осклабился, глядя на свое отражение в зеркале в позолоченной раме. Одергивая куртку, я нащупал что-то в кармане. Это оказалось очищенное яблоко, завер-нутое в целлофан и бумагу с логотипом «Фермы Хаш». Я развернул ее и увидел крупные печатные буквы, на-писанные Бэби.
ПЧЕЛЫ СКАЗАЛИ, ЧТО ТВОЕ МЕСТО РЯДОМ С НАМИ. СОГЛАСЕН?
Стоя в гостиной Эдвины, я аккуратно сложил запис-ку Бэби и спрятал в карман, потом развернул яблоко, отрезал кусочек и сунул в рот. Сладкий сок разлился по моему языку. Хаш вырастила это яблоко. Хаш Макгиллен Тэкери, с ударением на Макгиллен. Она удобряла дерево, растила его и, возможно, сорвала это яблоко собственной рукой. А потом она очистила его, вынула сердцевину и отдала своей племяннице, чтобы та завер-нула его и спрятала в моем кармане, как облатку во время причастия…
Бесшумно открылась дверь, и вошла Эдвина. Синее платье-костюм сидело на ней, как на манекене, белоку-рые волосы были уложены волосок к волоску. Ей ис-полнилось пятьдесят пять, и ее окружала крепкая броня. Она прошла через избирательные кампании, сборы пожертвований, политические маневры, сделала карьеру как хозяйка дома. Эту цену она заплатила за то, чтобы стоять рядом с Алом, а не впереди него. Мне не хватало той жизнерадостной Эдвины, с которой я когда-то по-знакомился. Но тогда она еще не знала, что требуется, чтобы выжить при всеобщем внимании.