Особенно,... 
59 
A Dio spiacente ed a'nemici sui!
Но тот, кто с сочувствием, которое является главным условием для понимания, взглянет на этого загадочного Мирабо, тот найдет, что в основе всего его характера лежала именно искренность, великая, свободная серьезность, можно сказать даже честность, потому что человек этот своим ясным, проницательным взглядом проникал в то, что действительно было, что существовало как факт, и только с этим, ни с чем другим, сообразовывалось его неукротимое сердце. Поэтому, каким бы путем ни шел он, и как бы ни боролся, и как бы часто ни ошибался, он всегда останется человеком-братом. Не гневайся на него - ты не можешь его ненавидеть! В этом человеке сквозь все темные пятна просвечивает гениальность, то победоносно сверкая, то омрачаясь в борьбе, но он никогда не бывает низким и ненавистным, а только, в худшем случае, достоин жалости, сердечного сострадания. Говорят, что он был честолюбив, хотел сделаться министром. И это правда. Но разве он не был единственным человеком во Франции, который мог сделать что-нибудь хорошее, будучи министром? В нем было не одно только тщеславие, не одна гордость - о нет! - в этом великом сердце находили место и страстные порывы любви и вспышки гнева, и кроткая роса сострадания Он глубоко погряз в безобразнейших сквернах, но про него можно сказать, как про Магдалину[80]: ему простится многое, потому что он много любил. Он любил горячо, с обожанием, даже своего отца, самого сурового из упрямых и угрюмых стариков.
Возможно, что ошибки и заблуждения Мирабо были многочисленны, как он и сам часто жаловался со слезами. Увы, разве жизнь каждого такого человека не есть трагедия, созданная "из Рока и собственной его вины", из Schicksal und eigene Schuld, богатая элементами жалости и страха? Этот человек-брат если и не эпичен для нас, то трагичен; если не величествен, то велик по своим качествам и всемирно велик по своей судьбе. Другие люди, признав его таковым, спустя долгое время вспомнят его и подойдут к нему поближе, чтобы рассмотреть его, вникнуть в него, и будут говорить и петь о нем на разных языках, пока не будет сказано настоящее; тогда будет найдена формула, по которой можно судить его.
Итак, неукротимый Габриель Оноре исчезает здесь из ткани нашей истории с трагическим прощальным приветом. Он ушел, этот цвет неукротимого рода Рикетти или Арригетти; в нем род этот как бы с последним усилием сосредоточивает все, что в нем было лучшего, и затем исчезает или опускается до безразличной посредственности. Старый упрямец, маркиз Мирабо, Друг Людей, спит глубоко. Судья Мирабо, достойный дядя своего племянника, скоро умрет, покинутый, в одиночестве; Бочка-Мирабо, уже перешедший за Рейн, будет доведен до отчаяния своим полком эмигрантов. "Бочка-Мирабо, - говорит один из его биографов, - в негодовании переправился за Рейн и стал обучать эмигрантские полки. Когда однажды утром он сидел в своей палатке, с расстроенным желудком и сердцем, в адском настроении, размышляя о том. какой оборот стали принимать дела, некий капитан или субалтерн-офицер[81] попросил принять его. Капитану отказывают; он снова просит с тем же результатом и так далее, пока полковник виконт Бочка-Мирабо, вспыхнув, как бочка спирта, не выхватывает шпагу и не бросается на этого назойливого каналью, но увы! он натыкается на конец шпаги, которую назойливый каналья поспешно обнажил, - и умирает. Газеты называют это апоплексией и ужасным случаем" Так умирают Мирабо.
О новых Мирабо ничего не слышно; неукротимый род, как мы сказали, прекратился со своими великими представителями. Последнее часто наблюдается в истории семейств и родов, которые после долгих поколений посредственностей производят какую-нибудь живую квинтэссенцию всех имеющихся в них качеств, сияющую в качестве мировой величины, и после того успокаиваются, словно истощенные, и скипетр переходит к другим родам. Последний избранник из рода Мирабо, избранник Франции - ушел. Это он сдвинул старую Францию с ее основания, и он же, лишь своей рукой, удерживал от окончательного падения готовое рухнуть здание. Какие дела зависели от одного этого человека! Он подобен кораблю, разбившемуся внезапно о подводную скалу: остатки его беспомощно несутся по пустынным водам.
Книга IV. ВАРЕНН
Глава первая. ПАСХА В СЕН-КЛУ
По всем человеческим расчетам, французскую монархию можно считать теперь погибшей; она то продолжает исступленно бороться, то впадает в слабость, так как погас последний разумный направляющий луч. Остаток сил злополучные их величества будут по-прежнему расточать, проявляя колебание и нерешительность. Сам Мирабо жаловался, что они доверяли ему только наполовину и наряду с его планом всегда имели какой-нибудь свой. Лучше бы им давным-давно открыто бежать с ним в Руан или куда-нибудь еще! Они могут убежать и сейчас, правда уже с неизмеримо меньшими шансами на удачу, да и те будут постепенно убавляться и придут к абсолютному нулю. Решайся, королева; бедный Людовик не в силах решиться ни на что. Приведи этот план бегства в исполнение или же оставь его совсем. Довольно переписываться с Буйе: какая польза от советов и гипотез, когда кругом все кипит неудержимой практической деятельностью? Крестьянин в басне сидит у реки, дожидаясь, пока она не пересохнет: перед вами, увы, не обыкновенная река, а разлившийся Нил; в невидимых горах тают снега, и вода будет прибывать до тех пор, пока все, и вы на том самом месте, где сидите, не будет затоплено ею.
80
Мария Магдалина - в евангельской мифологии раскаявшаяся грешница, преданная последовательница Христа, удостоившаяся первой увидеть воскресшим. Включена христианской церковью число святых.
81
Младший офицер (от лат. subalternus - подчиненный, несамостоятельный).
59 
