Особенно,... 
100 
— Не знаю. Пятьдесят тысяч фунтов? Сто тысяч?
Сэр Ральф едва не рассмеялся, хотя подобный ответ не укладывался у него в голове. Да, все оказалось даже слишком просто. Хервуд и думать забыл, что он сам предлагал убить и лорда Чорли, и всех остальных. Из головы у него не шла мысль о жестоком предательстве Лейлхема, и он горел жаждой мести. Хотел обманом заставить меня убить трех моих старейших и самых дорогих друзей, а, Вилли? Ну нет, не выйдет. На этот раз ты зашел слишком далеко. Отныне музыку будет заказывать сэр Ральф Хервуд!
— А как насчет твоих поместий, Стинки? Они заложены?
Лорд Чорли кивнул.
— Все они. Трижды. — Он поднял голову и умоляюще посмотрел на сэра Ральфа. — Можешь ты мне помочь? У тебя полно денег и, как мне кажется, ты и пенни из них не тратишь. Помоги мне, Ральф. Я все верну тебе, как только планы Вильяма осуществятся. Мы все тогда будем богаты.
— Да, мы будем богаты, Стинки, если только Вильям, одержав победу, окажется и на деле столь же щедр, как он щедр сейчас на обещания. Ты подумай только… мы делаем всю работу, а наибольшие плоды пожнет он. Если бы не то отвратительное дело несколько лет назад, — которое тоже, как ты знаешь, было идеей Вилли, — никто из нас не связал бы с ним свою судьбу. Да, конечно, кое-что нам удавалось. Но ты помнишь Амьенский договор? Питта? Все это провалилось. Бедный Жоффрей!
Хервуд усмехнулся, изумленный тем, что может, не поморщившись, произнести имя Бальфура, — теперь, когда у него был Максвелл!
— Тогда все мы и разошлись, — продолжал он, — на какое-то время, пока, разумеется, не был задуман этот новый проект. Но он также может провалиться, и тогда что с нами будет? Что будет с тобой, Стинки?
— Боже милосердный! Меня упекут во «Флит»[7], и мне придется, как какому-то арестанту из простолюдинов, спускать через окно прохожим внизу корзину, прося у них фартинги!
— Вот именно! — Сэр Ральф подошел к креслу, в котором сидел Стинки, и присел перед ним. — Поэтому-то я и здесь, Стинки. Я много и долго думал об этом. Очень много и очень долго. Донован доверяет мне. И потом, он даже не подозревает об участии в этом деле Вильяма. Я мог бы работать с Донованом напрямую, в обход Вильяма. Так мы с тобой будем больше уверены в успехе. Вильям уже подвел нас однажды, а потом сделал из всех нас убийц, тем самым, ослабив нас, поскольку нас тревожит сознание нашей вины. Ты ведь доверяешь мне, Стинки, не так ли? Предоставь Перри и Артуру самим о себе позаботиться. А мы с тобой позаботимся о себе. Ведь мы с тобой всегда были близки, помнишь?
— В школе мы жили с тобой в одной комнате, — проговорил лорд Чорли, вытирая глаза. — Я думал, ты давно забыл об этом. Сколько ты можешь мне дать, Ральф? Сколько сможешь ссудить до того, как уговоришь Донована согласиться с нашим планом?
— Пять тысяч сейчас, чтобы ты смог наконец избавиться от всех этих осаждающих тебя торговцев, — произнес медленно, осторожно сэр Ральф. — И двадцать на следующей неделе. Это поможет тебе избежать тюрьмы. Но в обмен на это мне нужна твоя преданность.
— Все что хочешь, Ральф, — сказал лорд Чорли, обнимая Хервуда. — Все что ни пожелаешь, даю тебе в том мое слово!
— Хорошо. — Сэр Хервуд снова улыбнулся. Он начинал находить удовольствие в улыбке. Этот толстый идиот был последним человеком, кого Вильям мог бы заподозрить, последним, кого он стал бы опасаться. Ему совсем не хотелось беспокоиться по поводу подозрений Вильяма, когда наступит время действовать. Какой смысл быть бессмертным и провести вечность в темницах Тауэра, тогда как Вильям будет сидеть на троне. — Гм… у тебя есть пистолет, Стинки, ведь так?
ГЛАВА 14
Преобладающая страсть неизменно одерживает победу над разумом.
Маргарита в сопровождении совершенно поникшей миссис Биллингз, следовавшей в трех шагах позади нее, вошла в комнату с высоко поднятой головой. Она не повернула ее ни направо, ни налево, дабы взглянуть на дам и джентльменов света, которые все еще никак не могли решить, низвела ли себя мисс Маргарита Бальфур до положения парии своим вчерашним нарушением всех традиций.
Как будто ее это в какой-то мере заботило! Она была Маргаритой Бальфур, не какой-то там чувствительной девицей, которая предпочла бы скорее уйти в монастырь, чем предстала бы перед всеми этими хмурыми сплетницами, судящими о людях по одежде, толщине кошелька или тому, состояли ли их родители в браке в момент их зачатия.
100 
