– Брат-медведь должен сделать друга для мамы-медведицы. Он просто должен, и все.
– Дорогой, вот что мы с тобой сделаем. Мы станем приходить сюда каждый день и класть по одному камешку, чтобы отметить прошедший день. Пока мы будем считать дни, их останется совсем мало до его приезда. – Вероятно, так появились пирамиды из камней, построенные на печали и надежде.
Артур не отрывал от меня взгляда.
– Пока у нас есть камни, у нас есть дни?
Я кивнула. Он спрыгнул вниз, исчез за скалой и вернулся с пригоршней мелких камешков.
– Это на сколько дней?
Я отсчитала семь и сказала, чтобы остальное он выбросил.
– Хватит на первую неделю.
Артур спрятал шесть камешков в карман шортов, расчистил от старых листьев плоскую поверхность на граните и торжественно положил седьмой камень.
– Я рассчитываю на тебя, брат-медведь, – прошептал он. – Я знаю, что ты вернешься.
Как бы мне хотелось тоже в это поверить.
* * *
На следующий день во двор фермы въехал фургон. Водитель выгрузил несколько больших коробок. Я взглянула на обратный адрес и увидела название салона Адамсон в Атланте.
– Кто-то все перепутал, – обратилась я к Лизе и Фанни Ледбеттер, которых любопытство заставило подойти поближе. Я открыла коробки и увидела всю свою коллекцию серебра.
В последней коробке нашлась и записка от миссис Адамсон, владелицы магазина, умной, мягкой женщины, учившей меня законам выживания южной леди. “Иногда вполне прилично принять подарок от джентльмена. А ваш друг, вне всякого сомнения, джентльмен”, – написала она.
– Квентин сделал это для тебя, – завистливо вздохнув, сказала Лиза. – Ох, Урсула.
– Он отличный парень, – согласилась с ней Фанни.
Я внесла коробки в дом, села в гостиной посреди этого серебряного великолепия и расплакалась.
ЧАСТЬ III
ГЛАВА 17
“Здесь я смогу не думать о ней. Не вспоминать ее голос, ее глаза, ее тело, ее рассуждения. Забыть о ее чувствах, и о том, что чувствовал сам рядом с ней”, – уговаривал себя Квентин, вернувшись в Нью-Йорк. Он всегда умел занять себя повседневной жизнью, сосредоточиться на насущных проблемах, загнать подальше то, что его тревожило. Это всегда срабатывало, когда ему требовалось забыть женщину.
На этот раз у него ничего не вышло.
Нью-Йорк и его районы показались теперь Квентину совсем другими, нереальными, искусственными, созданными из крошечных квартир, садиков на крыше и городской собственности при полном отсутствии уединения. Никаких царственных лесов. Никаких гор. Никаких ручьев. Насколько Квентин знал, никто из Рикони не владел в Америке землей. Он продолжал думать об Урсуле и “Медвежьем Ручье”, постоянно пытаясь прогнать эти мысли прочь.
– Ладно, Джои, расскажи мне, в чем проблема. Когда мы говорили по телефону, я сразу понял, что тебе мой план не нравится.
Они с Джои Арайзой сидели в спортивном баре на Манхэттене. Теперь Джои работал в качестве управляющего престижной художественной галереи.
Бывший ученик его отца отбросил со лба прядь редеющих светлых волос и залпом выпил свое виски. Со стуком опустив стакан на стол, он мрачно посмотрел на Квентина.
– Мне не нравится то, о чем ты меня просишь. Я должен знать, что ты замышляешь, если вбил себе в голову сумасшедшую идею подделать работу твоего отца…
– Мне нужна скульптура, которая дополняла бы “Квинтэссенцию мудрости”. Не копия, а похожая скульптура. Ты найдешь мне скульптора, который справится с этой задачей. Потом познакомишь меня с ним. Все очень просто.
– Я должен знать, для чего тебе это понадобилось.
– У меня есть на то свои причины.
– Это ради Анджелы?
– Косвенным образом. Я не хочу, чтобы она знала, пока все не будет готово.
Джои в негодовании всплеснул руками.
– Готово? Ты будешь готов представить ей копию шедевра, созданного твоим отцом? Ты хочешь уверить ее, что “Квинтэссенция мудрости” все еще существует?
– Нет. Я не собираюсь ей лгать и не намерен выдавать подделку за подлинник, я же говорил тебе. – Квентина возмутило такое обвинение, его глаза яростно засверкали. Неужели у него теперь такая репутация, что даже Джои Арайза считает его способным на подобную низость?
Джои заметил выражение его лица и откинулся на спинку стула.
– Ладно, я не должен был так говорить. – Он вздохнул, потер лоб и снова оперся локтями о стол. – Квентин, я просто пытаюсь объяснить тебе: ты не понимаешь, о чем просишь.