Последние отзывы

  33  

Спорить с Татарниковым было трудно; Сергей Ильич умел некстати припомнить несимпатичные факты. Припомнит войну в Индокитае или резню в Корее — и эффект мирных договоренностей Потсдама несколько слабеет. Однако необходимости спорить о деталях не было: детали не могут отменить ясность общей картины. Есть реальность, которая говорит сама за себя. Как выражался президент новой, капиталистической России: «Свобода лучше, чем несвобода!» Люди в современном мире богатели, границы открывались, граждане ездили в турпоездки, строили коттеджи и голосовали за демократию и капитализм.

Два месяца назад жизнь вдруг изменилась — точно по фасаду красивого дома прошла трещина. И как было не треснуть античному зданию, если стояло оно на песке.

Антон растерялся — и не он один, растерялись все граждане. Да, было прежде такое недоброе время, когда их дурачила компартия, но, хвала борцам за истину и прогресс, эти лживые теории давно разоблачили. История двигалась вперед, преимущества новой реальности были очевидны. У людей появились простые цели, и цели эти достигались в результате труда. Скажем, семья хочет построить дачу — люди работают и строят дачу. Не коммунизм, не колхоз, не светлое будущее — а дачу в сосновом лесу. Что в этом дурного?

А потом вдруг, в одночасье смысл существования куда-то делся. Дни продолжали сменять ночь, и жизнь текла, только ясности в ней не стало — зачем все происходит и хорошо ли то, что происходит? И что происходит с их дачей?

Все люди считали, что капитализм обозначает правдивые, реальные отношения в обществе — не прожекты, не утопии, а конкретные дела. Прежде их заставляли верить в социализм, некоторые энтузиасты даже говорили о коммунизме, но с течением времени план развития человечества сделался окончательно понятным. Маркс, Ленин, Че Гевара и разные террористы были окончательно забыты, а если их и вспоминали, то для смеху. Простые примеры убедили людей в том, что социальные фантазеры — самые опасные типы на Земле, от них все зло и есть. Выдумают утопию, а потом убьют миллион народу — вспомните ГУЛАГ. Выдумают расовую теорию, а потом убьют миллионы — вспомните Освенцим. То ли дело трезвые, ответственные капиталисты — они, может, и выглядят непривлекательно, зато с ними надежно, капиталисты ничего не выдумывают. Демократия и капитализм — вот рецепт счастья.

Люди присмотрелись, согласились: конечно, капитализм. А что же еще строить? Ничего лучше не бывает в подлунном мире. И вдруг капитализм всех подвел. И закралось сомнение: а что если капитализм и демократия — это тоже вранье? Вдруг это тоже утопия? И вообще — что такое утопия?

Раньше считали, что утопия — это интернациональное братство трудящихся. А демократическое общество — это реальность. И даже споров здесь не возникало. Ну, разумеется, надо строить демократическое общество. А какое же еще? Не тоталитарное же. Не диктатуру же строить, не культ же личности. Понятно каждому: во всех странах люди должны строить демократию с капиталистической экономикой. Если они разумные люди, конечно. Если они свободные, не рабы. Построят рынок, станут богатыми — и как же будет всем хорошо.

Так что же мы построили в России, думал молодой историк Антон. Капитализм? В России и капитализм-то невозможен — пролетариата не было. А сельским хозяйством разве капитализм строят? Видимо, путем символического обмена строили символический капитализм, создали символический средний класс — но ведь за символом должна стоять и реальность. А какая она, эта реальность? Дотации нищим, пособия безработным — когда-то говорили, что в цивилизованном капиталистическом обществе так именно и бывает. Рассказывали, что, если рабочему мало платят, он идет на демонстрацию протеста и ему повышают зарплату. Но ведь ничего этого нет. Какой-то странный мы построили капитализм: без пособий, без стачек, без профсоюзов, без рабочих. Капитализмом строй называется, потому что у нас богатые есть. А разве богатым не все равно, как называется строй, при котором они богатеют? Или богатым лучше всего живется при демократии? Им так, вероятно, спокойней.

В один из своих больничных визитов Антон задал этот вопрос Татарникову, а тот переадресовал вопрос всей палате. Соседи еще были живы — и Сергей Ильич призвал их участвовать в дискуссии.

— Пусть Витя, рязанский мудрец, тебе расскажет. И Вова, конечно, мнение имеет.

Однако грубый Витя затруднился в определении общественного строя, а Вова-гинеколог предложил слишком расплывчатую дефиницию.

  33