– Ой, девочки, – выдохнула она с горечью. И Дарья Ивановна с Аней тут же посмотрели на нее внимательно и сосредоточенно.
– У меня большие неприятности, – продолжила Вероника. – За моим Сеней следят. Или милиция, или другие органы.
– А что он сделал? – Аня перешла на шепот.
– Может, даже убил кого-то…
В этот момент Вероника так перепугалась собственной откровенности, что сама налила себе полбокала коньяка и сделала глоток.
«Ты что, дура, собираешься Дарье Ивановне рассказать, что Семен ее мужа зарезал?!» – гулко прозвучал в голове у Вероники внутренний голос.
– А почему вы думаете, что он кого-то убил? – осторожно спросила Аня. – Только потому, что за ним следят?!
Вероника вдруг ощутила себя совершенно раздетой и беззащитной перед этими двумя спокойными и не агрессивными женщинами. Ей захотелось плакать, и слезы сами потекли из ее глаз. Внутреннее напряжение покидало ее вместе с этими слезами.
– Не надо, – упрашивала ее Дарья Ивановна. – И не нужно про своего мужа такое думать! Может, это чей-нибудь муж за ним следит, а не милиция!
– Муж? – повторила сквозь слезы Вероника. И перевела взгляд с Дарьи Ивановны на Аню. Аня кивнула.
– Может, и муж, – произнесла Вероника тихим слабеньким голосом. – Только зачем Сенечка чужому мужу?
– Никочка, – Дарья Ивановна протянула руку и погладила Веронику по плечу. – Ты должна воспринимать жизнь женщины спокойнее. В каждой женщине живет вдова, мы ведь все равно живем дольше мужчин. Мы вот с Анечкой – уже состоявшиеся вдовы. А ты еще нет. Ты о нем лучше хорошо думай. Рано или поздно останешься без него. Думаешь, мой Эдик идеальным был? Как бы не так! Но я ему о нем самом всегда только хорошее говорила. А теперь пользуюсь старым правилом: «О покойнике или хорошее, или ничего». Понимаешь?
– Аня, – Дарья Ивановна обернулась к хозяйке квартиры. – Ты нам Васю покажешь?
Аня кивнула. Поднялась из-за стола и приоткрыла дверь в спальню. Дарья Ивановна подошла первой. Заглянула в щелку. За ней – Вероника.
Мужчина в клубном джинсовом пиджаке и в вельветовых брюках лежал с закрытыми глазами на кровати. На спине. Цветом лица он больше был похож на живого и спящего. Веронике даже показалось, что его грудь приподнимается и опускается, показалось, что он дышит.
– Я еще не знаю, куда его, – немного растерянно выдохнула хозяйка. – Мне сказали, что лучше посадить в кресло перед окном.
– Да, в кресло – это хорошо. Только надо проверить по фэн-шую, – вставила свое мнение Дарья Ивановна. – Я вот завтра книгу про фэн-шуй принесу, вместе почитаем. Там все разъясняется.
Вероника втянула ноздрями своего маленького носика воздух. Показалось ей, что в комнате лекарствами пахнет. Душно ей стало. А еще слова Дарьи Ивановны о том, что все женщины – вдовы, заставили о своем будущем вдовстве задуматься. И от этих мыслей еще больше на свежий воздух выйти захотелось.
Сослалась Вероника на головную боль, и отпустили ее Аня и Дарья Ивановна домой. Но перед тем как отпустить, вытребовали у нее обещание завтра вместе в «Кофе-Хаус» пойти.
Шла Вероника по Воровского к Львовской площади и на ходу о Семене думала. Думала и почти плакала, так ей его жаль было. Понимала она, что любит своего мужа. Понимала, что ничего пока с ним не случилось.
В гастрономе на углу Гончара и Ярославова Вала купила палку сырокопченой колбасы, которую Семен любит, свежего черного хлеба и бутылку темного пива. Все для него.
Из гастронома вышла совсем в другом, более спокойном настроении. Снова мимо веночка на углу своей улицы прошла, но не остановилась и даже постаралась его не заметить. Чужие покойники на время стали Веронике не интересны. Ведь у нее был свой и пока что совершенно живой Семен.
«Придет он сегодня домой, я его прямо в коридоре поцелую», – решила Вероника.
37
Город Борисполь. Улица 9 Мая
Сквозь некрепкий сон слышал Дима, как жена на работу собиралась. Про то, что делать с его звонким выигрышем, они еще не поговорили. Говорить об этом сейчас смысла не было. Так что решил Дима подождать, пока закроется за Валей входная дверь, а тогда уже вставать и завтракать в гордом одиночестве на кухоньке за столом, под которым прямо на полу возле туалетного ящика «кухонного» мурика мешочек с деньгами лежит.
Ждать пришлось недолго. Наступила «чистая», как выстиранная простынь, утренняя тишина. За окном какая-то зимняя птичка пела. Сквозь щелки в темных занавесях солнечный свет пробивался. Воздух, прорезанный этим солнечным светом, выдавал свое подвижное пыльное содержимое. И, заметив эту воздушную пыль, Дима, поднимаясь с кровати, закрыл рот и стал дышать носом, полагая, что в носу хоть какой-то природный волосяной фильтр против всякой этой гадости есть. Рот перед опасностью этой пыли был совершенно беззащитен.