Семен удивился, насколько хорошо слышны были эти звуки в тишине сельского вечера. Он не спеша брел к красной машине. На ходу смотрел себе под ноги. Обходил лужи, отблескивавшие каким-то странным черным цветом. Сухая часть улицы, когда-то просто засыпанной щебнем или гравием и укатанной то ли грузовиком, то ли трактором, была не видна.
Несколько домов и хат с горящими окнами остались позади. Семен поймал себя на странном ощущении, будто он находится в каком-то параллельном, не реальном мире. Остановился и снова прислушался. И услышал лай собаки, тут же подхваченный еще несколькими псами.
Постоял неподвижно, слушая лай и его эхо. Тишина вернулась совершенно внезапно, словно кто-то приказал одновременно всем сельским псам замолчать.
До «мазды» оставалось не больше десяти шагов, когда Семен еще разок остановился и прислушался. Он уже видел одноэтажный кирпичный дом, под забором которого стояла «мазда». Видел порог в две или три ступеньки, ведущий к деревянной двери. Видел четыре небольших фасадных окошка, наполненных светом, и отсвет еще одного бокового окна, перед которым стояло голое, не проснувшееся еще от зимовки дерево.
Калитка во двор оказалась не запертой. И Семен зашел, обходя освещенные окошками неправильные квадраты палисадника.
Во втором окне промелькнула фигура женщины. Семен затаил дыхание. Детский плач прозвучал так близко, что Семен вздрогнул. Осмотрел внимательно окна и увидел, что в двух из них были открыты форточки.
«Надо подождать», – решил он.
И ощутил нарастающую в нем нерешительность. Желание подождать – это скрытое желание ничего не делать. Он это уже знал.
Из дома донесся легкий кухонный шум – вилки-ложки звякнули, тарелки опустились на деревянный стол.
«Хозяину дают ужин», – подумал Семен.
И вдруг ему стало любопытно. Как и чем будут кормить хозяина, вернувшегося с работы? Он вспомнил ужин с жареными белыми грибами, приготовленный недавно для него Вероникой. Он вспомнил какие-то эпизоды из старых советских фильмов, смешанные, перепутанные, но все изображающие мужиков или мужчин, сидящих за столом, и женщин или баб, суетящихся у плиты и несущих к столу кастрюли и сковородки, над которыми поднимается пар.
«Это какая-то другая жизнь, – подумал он и сам себя не понял. – Это другая жизнь… Та, что тут, за окнами, и та, что была показана в старых советских фильмах».
Мысли начали путаться, конфликтовать с логикой. Они словно вопросительно посматривали на него, будто он мог сказать, что вот эта мысль права, а вот та – нет. Опять возникло ощущение нереальности происходящего и нереальности этого места, этой улицы, этих домов.
Семен качнул головой, сопротивляясь собственным размышлениям. Он припомнил дорогу на Вышгород, к детскому дому. Там вдоль дороги тоже стоят дома, там тоже живут люди, обычные сельские люди. Но те дома выглядят настоящими, сегодняшними. Почему там его ничего не удивляет, а здесь возникает ощущение нереальности? Из-за темноты? Или из-за того, что там, на Вышгородской трассе, он никогда не останавливался и не подходил к окну какого-нибудь частного дома, чтобы заглянуть внутрь и подсмотреть кусочек их жизни.
Вспомнился давний разговор с Вероникой. Давно, еще до аварии, она говорила, что ее знакомые продают дом в деревне. Недорого. Он, Семен, был категорически против. У него в то время была какая-то особая «городская» гордость. Его друзья любили поругать то водил на машинах с номерами Киевской области, то приехавших в город из Закарпатья в поисках заработка строителей. Все эти приезжие, не успевавшие реагировать на скорость киевской жизни, были в городе, как на ладони. Все они казались растерянными и немного напуганными. Это продолжалось, пока их не стало очень много или пока Семен не перестал обращать на них внимания. Он вообще об этом давно не думал. И теперь эти мысли появились как-то непредвиденно. Может, потому, что этот Егор из охраны мариинского дворца тоже, как оказалось, не городской, не киевский. Ему, в отличие от Семена, до работы добираться не меньше часу.
– Ты потрымай ее, подержи! – вырвался через форточку во двор звонкий голос пожилой женщины.
– Я сейчас, я Ясю еще покормлю! – ответил другой женский голос, помоложе.
И тут же опять стук посуды, только из другого окна, из кухонного.
Семен прильнул плечом к самой стенке дома возле крайнего правого окна. Как раз между окном и порогом. Осмотрел фундамент – цокольная бетонная заливка, поднятая на полметра над землей, создавала узенькую ступеньку. Если схватиться за что-нибудь и стать ногами на эту ступеньку, то можно заглянуть в окно. Главное – найти, за что схватиться рукой!