Кладбище Форест-Лоун. Поппи Соломен, задрапированная в черное платье от Ива Сен-Лорана, встревоженно поглядывала на стоящего рядом Хауэрда. Выглядел он неплохо, лицо чуть бледнее обычного. Видеть его без парика было непривычно, но, по крайней мере, он был здоров.
В ту злосчастную ночь у Хауэрда случился инфаркт. В спасательной шлюпке он, сидевший в неловкой позе, вдруг схватился за грудь и застонал. Пока их вызволяли спасатели, он уже потерял сознание. Поппи решила, что он скончался.
Следующий месяц ей пришлось нелегко. Его прямиком отвезли в больницу, и Поппи осталась одна – перепуганная и совсем к такому повороту событий не готовая.
Врачи были с ней бессовестно откровенны – рассказывали о его пристрастии к кокаину, будто ей было прекрасно об этом известно.
А она и понятия не имела, что ее муж – наркоман. Боже, какой стыд!
Когда Хауэрд поправился, он сказал ей, что полномочия директора «Орфея» он с себя слагает.
Поппи показалось, что весь ее мир рушится.
– Почему? – взвыла она.
Он окинул ее долгим взглядом, потом сказал:
– Если тебя это не устраивает, мы можем развестись. Жить под таким стрессом я больше не могу.
Она задумалась над его словами; потом задумалась – а как она будет жить без него? Конечно, ей нравилось быть женой директора студии, но она была с Хауэрдом не только по этой причине. Прежде всего она любила своего мужа. Вот и все.
Чуть поодаль, держась за руки, стояли Мелани-Шанна и Мэннон. Прошедшие недели оказались для них тяжким испытанием. Мэннон настаивал на том, чтобы взять ответственность за смерть Нормана Гусбергера на себя, но никто не собирался его судить. «Несчастный случай, – решила мексиканская полиция. – Оснований возбуждать дело нет». И вопрос был закрыт.
В ночь трагедии на яхте он вел себя геройски. Вместе с Джеком Питоном и сенатором Ричмондом помогал спускать на воду шлюпки, потом, позаботившись о Мелани-Шанне, принялся швырять в шлюпки перепуганных и вопящих женщин. После этого несколько раз нырял за борт, чтобы спасти пострадавших, – получив жуткие ожоги, они, обезумев от ужаса, кидались в воду. Одной из таких спасенных оказалась Кармел Гусбергер. От этого на душе у него стало как-то легче.
Пять человек погибли. Четыре тела нашли довольно быстро.
Похороны Чака Нельсона охранника, и двух официантов состоялись почти сразу. Чаку Нельсону закатили пышные похороны, продюсеры и режиссеры, которые последние полтора года отказывались давать ему работу, разразились трогательными речами. Единственный жест от чистого сердца сделала Уитни Валентайн – она положила на крышку гроба красную розу и, стараясь не привлекать внимания, всплакнула.
А сейчас хоронили пятую жертву – хоронили по-голливудски. Тело прибило к берегу всего несколько дней назад, и его нашел какой-то бродяга.
В знак уважения последние похороны посетил сенатор Питер Ричмонд. Нельзя недооценивать божественный союз политики и Голливуда. Народу такое нравится.
К тому же это был предлог для того, чтобы повидать Уитни Валентайн. Она стояла рядом, ее роскошные волосы были подхвачены черной прозрачной вуалью, несравненные глаза скрыты темными очками. Рядом стояла Келли Сидни, за ней – Зеппо Уайт. Айда оказалась одной из тех несчастных, кому обожгло лицо. Она едва не лишилась левого глаза, но зрение, по счастью, сохранилось. Сейчас она лежала в больнице на попечении специалистов по пластической хирургии.
Были здесь также Орвилл и Кармел, они стояли, опустив головы. Трагическая смерть единственного сына лишила их прежней живости.
Джек Питон пристроился сзади, его красивое лицо было непроницаемым, но он прекрасно знал, что кругом – алчущие фотографы, и шакалы-зеваки, и телекамеры.
Голливуд прощался со своей звездой. Настоящей знаменитостью. И весь мир смотрел, затаив дыхание.
Клариссу Браунинг, вне всякого сомнения, отправляли в последний путь со звездными почестями.
Между тем в особняке Захарии Клингера в Бель-Эйр полным ходом шли приготовления к свадьбе. Перед домом стояли грузовики с провизией, подвозились цветы, охранники патрулировали по территории, а слегка взвинченная невеста смотрела на свое отражение в большое зеркало.
– Не знаю, как я клюнула на эту удочку, – сказала она голосом, в котором начинала отчетливо звучать паника.
– Да ты будешь пищать от счастья! – заверила ее Беверли. – Как говорит Захария – Голливуд созрел для прекрасной свадьбы. Новый этап. Ну, а красивее тебя в Голливуде просто никого нет!